Евгений Лукин - Миниатюры

– Мань, а Мань! – кличет дедок. – К тебе ведь…

Из деревянного тамбура показывается продавщица. Стоит ей ступить за порог, как все усики, щупики и объективы обращаются в ее сторону. Затем грозная боевая техника приходит в движение. Массивная металлическая ферма совершает замедленный кувырок с проворотом, так что перед попятившейся продавщицей оказывается некая выемка. И в выемке этой лежит купюра.

Продавщица оторопело смотрит на бумажку, потом, смекнув, хватает ее и опрометью бежит в магазин. Возвращается со свертком. Опасливо подобравшись к машине, опускает предательски булькнувший сверток в выемку.

Снова кувырок массивной фермы, мягкий гудок, гусеничное страшилище тем же змеиным рывком трогает с места – обратно, откуда пришло.

– А люди-то, Митрич! – спохватившись, ахает одна из женщин. – Люди-то в ней где?

Дедок зачарованно смотрит вслед машине.

– Стало быть, без людей, – с уважением изрекает он наконец. – Запрограммирована, стало быть… Автоматика…

1989

В начале сотворил Морган потолок и пол.

Пол же был безвиден и пуст, и тьма над бездною, и Морган исторг вздох.

И сказал Морган: включите свет. И стал свет.

И увидел Морган, что проводка исправна и свет хорош.

И был вечер, и было утро: день один.

И сказал Морган: да будет твердь надёжная, и да не пропустит она воду, льющуюся сверху. И стало так.

И назвал Морган твердь потолком. И увидел, что не протекает.

И был вечер, и было утро: день второй.

И сказал Морган: да будет третья твердь между потолком и полом. И стало так. И назвал Морган твердь лабораторным столом.

И сказал Морган: да утвердятся на столе стеклянные сосуды из-под молока и да возникнут в них бананы и прочие плоды земные. И стало так.

И произвёл всякий стеклянный сосуд бананы и прочие плоды. И увидел Морган, что этого вполне достаточно.

И был вечер, и было утро: день третий.

И сказал Морган: да будут светила на тверди небесной и да будут они светить на стол.

И создал Морган светила великие, и поставил их Морган на тверди небесной, чтобы светить на стол, и отделять свет от тьмы.

И был вечер, и было утро: день четвёртый.

И сказал Морган: да произведёт всякий банан и прочий плод бактерии, разлагающие его. И стало так.

И сотворил Морган бактерии, и начался процесс брожения. И благословил их Морган, говоря: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте стеклянные сосуды.

И был вечер, и было утро: день пятый.

И сказал Морган: сотворим плодовых мушек дрозофил по образу Нашему и подобию Нашему, и да владычествуют они над бананами, и над прочими плодами, и над разлагающими их бактериями, и над всеми стеклянными сосудами, и над всем, что содержится в них.

И сотворил Морган дрозофил по образу Своему, по образу Моргана сотворил их, самца и самку.

И благословил их Морган, и сказал им Морган: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте стеклянный сосуд, и обладайте им, и владычествуйте над бананами, и над прочими плодами, и над разлагающими их бактериями, и над всеми стеклянными сосудами, и над всем, что содержится в них.

И сказал Морган: вот, Я дал вам всякие плоды – вам сие будет в пищу. И стало так.

И увидел Морган: всё, что Он создал, хорошо весьма (all correct) . И был вечер, и было утро: день шестой.

(окончание не найдено)

2005

Широкий стальной клинок еще дымился от крови дракона, когда человек в доспехах привязал всхрапывающего от ярости и страха коня к низкому уродливому дереву и, тяжело ступая, сошел в расселину.

Солнце садилось. В расселине было темно, и все же ржавую железную дверь он увидел издали, сразу.

Он искал ее без малого десять лет.

Там, за дверью, в недрах зачарованной пещеры, таилась Хрустальная Чаша. Околдованный древней легендой, ради нее он оставил пиры и турниры, ради нее он скитался по диким землям и совершал подвиги, которые некому было воспеть.

Что-то больно толкнуло его в сердце. Потом еще раз. Это звала Чаша! Рыцарь выпрямился и, откинув забрало, негромко, торжественно, слово за словом, произнес заклинание, вырванное им пять лет назад из злобных уст умирающего колдуна.

И дверь, заскрежетав, отворилась.

Понимая, что прежние подвиги – ребячья забава по сравнению с тем, что предстоит ему сейчас, он переступил порог и оказался на складе, освещенном двумя стоваттными лампочками. Запах упаковки натолкнул его на мысль об адской сере, и, призвав имя Господне, рыцарь двинулся вдоль стены из картонных ящиков.

Проход вывел его к дверному проему, задернутому легкой тканью. Там! Острием черного от запекшейся крови меча он отбросил портьеру. Пластмассовые кольца свистнули по металлическому стержню, и рыцарь ворвался в огромное светлое помещение.

Рабочий день кончился, и в магазине была одна кассирша. Увидев рыцаря, этот демон в виде огромной женщины с ящерично-зелеными веками и золотыми кольцами в ушах сначала остолбенел, а затем разинул окровавленный рот и испустил леденящий сердце визг.

Рыцарь отважно взмахнул мечом, но демон боя не принял – кинулся наутек.

Тогда он обернулся – и меч едва не выпал из внезапно ослабевшей десницы. Перед рыцарем высился стеллаж. И на каждой его полке стояли Чаши. Много Чаш.

Мысли спутались. Чаша – одна! Чаш не может быть много! Но уже в следующий миг он понял, что именно в этом и заключалось последнее испытание – угадать Настоящую.

– Господи, не покинь! – в отчаянии взмолился он, и Господь его не покинул. Тучи над городской окраиной разомкнулись, и тонкий закатный луч, пересекши наискосок пустой магазин, словно указующий перст, уперся в одну из Чаш.

…Вызванная на место происшествия милиция отнеслась к делу скорее юмористически, нежели серьезно. «А может, разыграли вас, девушка? Может, кто-нибудь из знакомых?» Вспыхнув, кассирша отвечала, что среди ее знакомых придурковатые, конечно, есть, но недомерков не было и не будет. Осмотрели магазин, но никакого «алкаша в железяках», естественно, не нашли. Не нашли его и на складе.

А Рыцарь Хрустальной Чаши уже ставил ногу в стремя по ту сторону ржавой волшебной двери.

Медленным шагом, бросив поводья, в доспехах, облитых луной, проехал он мимо поверженного им дракона, и в руках его мерцало сокровище, равного которому нет в мире. Хрустальные грани наливались лунным светом, и ночной ветерок шевелил плохо приклеенный к донышку квадратик тонкого непрочного пергамента с таинственными знаками на неведомом рыцарю языке:

«Уценено до 4 рублей 99 копеек».

1986