Майкл Корда - Богатство

– Не думаю, что его сумеют найти, – сказала она. – А вы?

– Это зависит от того, насколько ясно вы его разглядели. – Если повезло, Рамирес не должен был позволить ей увидеть свое лицо. Роберта все еще ставило в тупик, как этот тип смог захватить инициативу в свои руки. Однако смог же! Но, пока нет доказательств, будет только ее слово против его слова, хотя симпатии будут, конечно, на ее стороне, это по-прежнему остается словом охотницы за деньгами, полного ничтожества, против посла Соежиненных Штатов.

– Я разглядела его совершенно ясно. Это не то лицо, которое можно забыть.

Черт! – подумал он. Рамиресу следовало надеть горнолыжную маску. Но, конечно, он был слишком уверен в себе, психованный сукин сын!

– Тем важнее поспешить, прежде чем этот тип смог далеко уйти. Бог знает, в кого он выстрелит снова, если он сумасшедший.

– Мне он не показался сумасшедшим, Роберт.

– Не представляю, как он мог проникнуть в имение незамеченным. После смерти Кира мы не держали охраны. Что ж, времена меняются, и мы должны меняться вместе с ними.

– Не знаю, Роберт, как он проник в имение, но знаю, где он скрывался. В Кукольном Доме. Когда мы там были, я видела его сигареты и бинокль.

– Вы ошибаетесь, – сказал он, желая, чтоб она была менее наблюдательна. – Как бы он мог туда забраться? Я не заметил никаких следов взлома.

– Их и не могло быть, если кто-то сказал ему, где найти ключ, не так ли?

– Это звучит надуманно.

Она кивнула. Выражение ее лица было трудно определить. Скорее, на нем о т с у т с т в о в а л о всякое выражение, и это действовало Роберту на нервы.

– Это надуманно, – согласилась она. – Кстати, Элинор была здесь несколько минут назад.

Он был изумлен, и с трудом сумел это скрыть. Он рассчитывал сначала повидать Алексу, затем вернуться в Кайаву и преподнести Элинор свою версию событий, прежде, чем это сделает кто-то другой. Мысль о том, что бабушка сидела здесь и болтала с Алексой, повергла его в холодный пот.

Она взглянула на него без злобы, подумал он, даже с определенным намеком сожаления, как женщина, желающая сказать последнее прости тому, кого при других обстоятельствах могла бы полюбить.

– Роберт,– мягко сказала она, – вы знаете, что случилось, и я знаю, что случилось. Элинор тоже знает.

– З н а е т? Тогда мы не знаем ничего, – взорвался он.

– Я знаю столько, сколько мне нужно. – она помолчала. – В первую очередь, фамилию этого человека. Рамирес. Вам это ничего не напоминает? Тот, кто работал на вас в Майами.

Он моргнул.

– Рамирес? – переспросил он, словно ему стоило огромного туда произнести эту фамилию.. – Это было так давно… Я не могу вспомнить всех, кто работал в кампании отца.

– Роберт, – тихо проговорила она. – Я все знаю о Рамиресе. Ведь это он обыскивал мою комнату? Человек, который курит эти мерзкие сигареты. Вы использовали его в Майами, и это стоило Артуру номинации. Видите ли, ваш отец рассказал мне все. Когда Рамирес не смог найти нужный документ, вы велели ему убить меня, верно?

Ее голос был столь тих и спокоен, что прошло две или три секунды, прежде чем он осознал полное значение ее обвинения.

– Господи Боже! – возмущенно закричал он. – Вы просто переутомились. Это можно понять. Но я не представляю даже, о каком документе вы толкуете. И с чего вы решили, что я хочу вас убить? Я, знаете ли, не состою в мафии.

– Верно. Насколько я знаю, о н и обычно не убивают женщин. Я бы отдала вам документ, Роберт. Если бы мы заключили соглашение, как я хотела, я передала бы его вам, чтоб вы его сожгли, или заперли, или сделали с ним что угодно. Знаете, я даже не сняла с него копии. Я бы даже не в з г л я н у л а на него, если бы вы не послали Букера в Ла Гранж допрашивать мою мать.

– Я ничего такого не делал.

– Слишком поздно лгать, Роберт. Как только я сообщу имя и описание внешности Рамиреса полиции, его начнут искать, а когда найдут, он заговорит. Вы это знаете. Он не захочет провести двадцать лет в тюрьме, или позволить депортировать себя на Кубу только для того, чтобы защитить вас, верно?

Роберт чувствовал себя так, словно ему накинули удавку. Откуда она столько знает о Рамиресе? Снова Букер. Он был в этом уверен.

– Значит, вы еще не обращались в полицию? – спросил он, стараясь, чтоб это прозвучало небрежно.

– Пока нет. – Ее голос был холоден.

Теперь он знал, что его может спасти только правда. Он в ее власти.

– Хорошо. Рамирес работал на меня, – признал он. – Я хотел добыть этот проклятый полицейский рапорт. Однако у меня не было ни малейшего намерения повредить вам. Неужели вы можете в это поверить? – Впервые в его голосе прозвучала мольба.

– А почему нет?

– Потому что вы меня знаете.

– Да. Я вас знаю, Роберт. – Ее ярость вырвалась наружу. – Я думаю, что вы, наконец, сказали правду. Думаю, вам бы х о т е л о с ь, чтоб меня убили, может и сейчас хочется, но не верю, что у вас есть храбрость, чтобы сделать это, возможно, даже приказать кому-то другому сделать это для вас.

– Это не вопрос храбрости.

– Да? Чего же тогда? Этики? Морали? Разборчивости в средствах? – Она помолчала. – Я собиралась кое-что рассказать вам, Роберт, нечто, способное вас удивить – то. на что у меня никогда не хватало мужества рассказать вашему отцу. Вы послали Букера искать все, что можно, ко мне на родину, но не думаю, чтоб он дал вам то, чего вы хотели. А если дал, вероятно, не рассказывал историю полностью. Видите ли, когда мне было семнадцать лет, мой отец пытался напасть на меня.

– Господи Боже! – про себя Роберт проклинал Букера. Он должен был знать! Как он мог поверить, что Букер вернулся без сведений?

– Я понятия не имел, – неловко произнес он.

– Ну, вы могли бы догадаться. Ведь Букер обязан был рассказать вам ч т о-н и б у д ь, даже если он не отработал ваши деньги полностью. Я расскажу вам правду, Роберт. Отец был одержим мною – не мог отвести от меня взгляда, не мог выпустить меня из рук, даже когда я была маленькой девочкой. Я знала, что это плохо, но не понимала, что с этим делать. Дети никогда не понимают, верно? Поймите меня правильно. Отец никогда по настоящему не преследовал меня, но он этого х о т е л, и я это знала. Хуже всего, со временем, когда я стала старше, лет тринадцати, четырнадцати, я сама этого захотела, или мне так казалось. Он пытался подчинить себе мою жизнь – я имею в виду, больше, чем большинство родителей. Поэтому я убежала.

– Об этом я все знаю.

– Да? Может быть. А может, и нет. В любом случае, Роберт, это не имеет значения. Когда меня вернули домой, отец был в ярости. Он копил ее день за днем, и однажды вечером, в конторе, рядом с амбаром, все что ни накопилось в нем, должно быть, вырвалось, и он попытался… изнасиловать меня.

– Ужасно, – механически произнес он, гадая, к чему она ведет. – И что вы сделали?