Тори Хейден - Красавица

– Никогда не видела такого поющего класса, – сказала она, когда мы с воодушевлением запели «Высокие мечты».

– Вам нравится? – спросил Джесс.

– По-моему, это похоже на сумасшедший дом, – сказала Алиса.

– У Бога на небесах распевают ангелочки, – ответила Роза. – Мне кажется, ангелочки спустились сюда на землю. Разве это плохо?

– По-моему, это идиотизм, – сказала Алиса.

– Почему ты так думаешь? – спросила Роза.

– Я не знаю слов.

– Я тоже не знаю, – сказала Роза, – поэтому просто пою «ла-ла-ла». И все в порядке. «Ла-ла-ла» вполне достаточно.

– Верно, – подтвердила я.

– Все равно я думаю, что это идиотизм, – сказала Алиса. – Вообще, этот класс какой-то странный.

– Ты попала как раз туда, куда надо, – заметил Билли.

После того как занятия кончились и дети разошлись по домам, мы с Розой сели за стол и начали болтать. Она рассказала, что ей сорок восемь и что она родом из Мексики. Она приехала в Штаты в десять лет. Потом совсем молоденькой девчонкой вышла замуж за автомеханика Джо и быстро родила одного за другим шестерых детей. Роза начала работать помощницей в школе, когда ее младший ребенок пошел в детский сад. Теперь все ее дети выросли, обзавелись семьями, за исключением младшей дочери, которая осенью собиралась выйти замуж.

– Она учительница, – с гордостью сообщила Роза. – Трое моих детей стали учителями. Образование у нас в крови.

За эти полчаса я узнала о Розе больше, чем о Джули за все время нашей совместной работы. Мы все еще болтали, когда в дверях появился Боб.

– Тори? У нас собрание, в пять часов с представителями Социальной службы. В административном здании округа.

Я вопросительно подняла брови, так как впервые об этом слышала.

– Это касается Винус, – ответил он. – С нами хотят поговорить, прежде чем дать сообщение в прессу.

Некоторые из собравшихся в просторном зале для совещаний были мне знакомы: директор Социальной службы, два социальных работника, занимавшихся делом Винус, Миллуолл и Сам Паттерсон. Но было и много незнакомых, включая полицейских в форме.

Директор рассказал нам все о Винус.

Ее доставили в больницу утром, после второй снежной бури. С переохлаждением и обморожениями. Ее мать сказала врачам, что Винус ушла из дома ночью в пургу. Раздев Винус, чтобы оказать ей помощь, врачи отметили, что она крайне истощена, на теле были синяки и царапины, возможно, от побоев. Ей сделали рентген и обнаружили пять переломов на разных стадиях заживления. Это означало, что переломы были получены в разное время. Кроме того, рентген показал двадцать два старых перелома, которые срослись.

Директор говорил медленно, подробно перечисляя детали: что именно было сломано; что срослось, а что нет; где были мелкие ссадины, указывающие на то, что ей связывали руки; упомянул об истончении волос, указывающем на недоедание.

Я сидела, похолодев от ужаса, не в силах двинуться с места.

– При чем здесь переохлаждение? – спросил кто-то.

– Я еще скажу об этом, – терпеливо ответил директор. Тогда-то и началось самое ужасное.

У Винус было переохлаждение, потому что ее заставляли спать голой в неотапливаемой ванной. Подозрение пало на Дэнни, в свое оправдание он сказал, что Винус мочилась в постель и ванная была единственным подходящим для нее местом. Директор сообщил, что вскрытые полицией факты указывают на то, что Винус спала в ванной несколько недель, почти все время ее держали взаперти и кормили лишь тогда, когда о ней вспоминала Ванда. Похоже, о ней заботилась только Ванда. Дэнни запретил остальным общаться с Винус.

Потом я уже не слышала, что говорил директор. Мой мозг отказывался это воспринимать. Я сидела, уставившись в стол.

Как мы проглядели признаки бесчеловечного обращения с Винус? Она была среди нас – избитая, измученная, голодная, – мы видели ее почти каждый день и ничего не знали.

После собрания я чувствовала себя совершенно опустошенной. Я ощущала лишь чувство утраты.

Что именно я утратила? Не знаю точно. Наверное, свою наивность. Веру в то, что я в чем-то лучше людей, о которых пишут в газетах, людей, не замечающих, что рядом с ними творится нечто ужасное. Я оставалась в классе наедине с Винус, читала ей и смотрела с ней фильмы, а дома с ней происходили все эти ужасы. Из всех присутствовавших больше всех времени с Винус проводила я. Как же я могла ничего не заметить?

Я хотела пойти в больницу к Винус, но адвокаты отговорили меня. Они считали, что Винус может что-нибудь сказать или я могу подтолкнуть ее к чему-то, что повлияет нежелательным образом на расследование дела. Все было крайне запутанным. Разумеется, братьев и сестер Винус немедленно отдали на попечение, но это означало, что их разместили по всему городу, так как их было много. Все они в считанные дни исчезли из нашей школы. Ванду определили в интернат для взрослых в соседнем городе. Дэнни предъявили обвинение в совершении преступных действий, Тери в соучастии, и обоих посадили в тюрьму.

В конце концов я решила послать Винус в больницу подарок. Мы сделали буклет. Я попросила каждого нарисовать свой портрет, немного рассказать о том, что мы делаем в классе, и написать Винус какие-нибудь хорошие пожелания.

Шейн и Зейн нарисовали картинки и написали: «Поправляйся. Возвращайся скорее».

«Мне жаль, что ты в больнице, – написал Билли. – Я называл тебя психопаткой, прости меня. Я не хотел тебя обидеть. Надеюсь, ты к нам вернешься. С любовью, Билли».

Джесс написал: «Дорогая Винус, возвращайся. Мы по тебе скучаем. Однажды я лежал в больнице, мне вырезали миндалины. У меня очень болело горло, и я ел много мороженого. Может, тебе тоже дадут мороженого. В классе мы ничего интересного не делаем. Ты ничего не пропускаешь».

И наконец, вклад Алисы: «Ты меня не знаешь. Мне восемь лет. Я новенькая в классе. Я не знаю, зачем мне тебе писать, потому что ты не знаешь меня, а я не знаю тебя, и мне кажется это глупым. Когда ты поправишься, нас будет две девочки в классе. Возвращайся! Здесь слишком много мальчишек!!!!! Алиса».

Прошло почти две недели ожидания, до нас доходили обрывки новостей и кое-какая информация. Мне сказали, что Винус выписали из больницы и отдали на воспитание в другую семью, но не сказали куда.

Позже, в пятницу утром, приблизительно еще дней через десять, за дверями моего класса послышался грохот и скрежет. Шум доносился с лестницы. Было 8.20, до начала занятий оставалось пятнадцать минут.

Через окошечко в двери я увидела голову Боба. Дверь моего класса с шумом распахнулась. В комнату въехало инвалидное кресло, а за ним вошел Боб с Винус на руках.

– У меня для тебя кое-что есть, – весело произнес он.

– Привет! – сказала я. Боб усадил Винус в кресло.