Цзян И - Молчаливый странник в Лондоне

Еще в детстве дед рассказывал мне, что у англичан длинные прямые ноги без колен. Хорошо зная деда, я понимал, что он шутил, однако после длительного пребывания в Англии почти поверил в его версию. И мне стало казаться, что у англичан не только прямые ноги, но и очень длинные шеи. В парках и на тихих улочках они действительно ходят на прямых ногах, вытянув длинные шеи, смотрят прямо перед собой, не отвлекаясь на посторонние детали. Если они гуляют компанией, то сплетают руки и идут в ногу. И даже если оживленно разговаривают, то не смотрят друг на друга. Характер такого движения вы поймете, если будете наблюдать, например, за походкой гвардейцев перед королевским Сент-Джеймским дворцом. Услышав мои объяснения, мои друзья рассмеялись и, похоже, почувствовав гордость за свои успехи в ходьбе, продолжали шествовать в еще более английской манере, чем прежде. Вскоре на моем пути оказалась сосна необыкновенно красивой формы, и я, зачарованный, долго стоял, разглядывая ее. Когда понял, что мои друзья исчезли из виду, я ускорил шаг в надежде догнать их. Наконец, я обнаружил их на вершине небольшого холма, где они сидели и продолжали неоконченную беседу, хотя издалека казалось, что они наслаждаются закатом. Это был необыкновенный вечер и закат, куда восхитительнее тех, что я наблюдал когда-либо в городе.

Мне приходилось видеть превосходные закаты в Хэмпстэд-хит и Гайд-парке, где я смотрел на них сквозь вязы, но они уступали в красоте этому волшебству. Перед нами расстилались леса в вечерней возрастающей дымке, а когда я посмотрел вдаль, то показалось, что туман лежит тонкими слоями, один за другим, словно это была гряда утесов. Самый верхний слой тумана был серовато-зеленого цвета, который превращался в багряный, когда он встречался с краем заката. Пока мы сидели на холме, краски заката все время менялись. Поначалу солнечный круг казался больше и ближе к нам, а затем спрятался в блистающих облаках. По краю низлежащих облаков блистали золотистые краски. Небо светилось такими разными оттенками золотого цвета, какие невозможно описать. Спустя мгновение золотой цвет постепенно становился желтовато-красным, а затем рыжевато-багровым. Затем в середине он превращался в отчетливую красную массу, которую окаймляли тонкие голубовато-фиолетовые слои. Все вокруг напоминало некое зарево. Кроме некоторых чуть пожелтевших, листья деревьев все еще были зелены, но теперь в этом зареве они словно надели сказочный наряд необыкновенной расцветки, да и лица моих друзей изменились – стали красновато-желтыми. Эта сцена глубоко взволновала меня.

Однажды осенним днем я снова пришел сюда, в это удивительное место, где стояли гигантские деревья с большими стволами, на сей раз в полном одиночестве. Почти все листья стали желтыми, красными и коричневыми. Вся земля была покрыта этим толстым многоцветным одеялом. Подняв голову, я смог увидеть лишь небольшие пятна светлого неба в путанице ветвей и не смог ощутить истинную высоту неба. Вокруг меня было буйство красок. Даже стволы казались многоцветными. У меня было ощущение, что я на родине, в пекинском запретном императорском дворце или, быть может, в южном городе Ханчжоу, в большом монастыре, в котором величественные залы с большими деревянными колоннами темно-красного цвета украшены изображениями желтых и красных листьев. Когда я бродил среди деревьев, то ощущал себя бесконечно маленьким, не подающимся измерению, и слышал лишь шорох своих шагов по опавшим листьям. Позже я осознал, что в те мгновения моего растворения в природе, оказывается, шел дождь, но я этого не заметил. В своем воображении я нарисовал такую картину: карликовая фигура бредет в пелене дождя между огромными стволами деревьев под шелест осенних багряных листьев. Не правда ли, восхитительная картина? Впрочем, вот как я попытался выразить ее в стихах:

Ох уж эти красные листья. Я не смогу описать их лучше, чем английский поэт XIX века Сэмюэль Кольридж:

Но мне бы хотелось вспомнить здесь древнюю китайскую любовную историю, связанную с красными листьями. В пору династии Тан (618-907) тысячи юных смышленых девушек содержались в императорских дворцах, но большинство из них просто жили там и уходили в небытие, так и не лицезрев императора. У них были красивые хоромы, вкусная еда, прелестные платья – у них было все, кроме того, что нельзя было купить за деньги и материальные блага и что пустило глубокие корни в сердце, – Любви. Наши поэты не раз описывали печаль этих тысяч и тысяч прелестниц во дворцах. Говорят, дама Хань во дворце танского императора Сюаньцзуна однажды написала стихотворение на большом красном листе и отдала его на волю волн – пусть плывет от императорского дворца вниз по течению реки:

Об этом стихотворении рассказывают много историй. В одной из них говорится, что через некоторое время солдат, стоявший на страже у императорского дворца, подобрал этот лист. Он не понял смысла стихотворения, но решил, что, возможно, эта вещь имеет какое-то значение для дворца, и поэтому доложил о находке старшему офицеру. Как только император узнал о случившемся, он приказал разыскать среди придворных дам автора послания. Поиски оказались успешными, и дама Хань ожидала уже жестокого наказания за свой поступок. Однако последовал благородный жест – именем императора даму Хань было приказано выдать замуж за солдата, нашедшего красный лист. И вот мы сегодня размышляем над тем, как, наверное, счастливы были в тот момент прелестница, жившая в роскоши, и солдат, который получал всего несколько серебряных монет в месяц. Люди западной цивилизации, вероятно, подумают, что им трудно было обрести счастье, ведь они совершенно не знали друг друга. Но мы, китайцы, верим, что слово «любовь» имеет божественную силу, которая может соединить воедино два разных существа, если этот союз получил благословение на Небесах. Дама Хань верила в это предначертание, поэтому отправила красный лист тому, с кем ей суждено было быть по велению высшей силы. Вот почему, хотя красный лист символизирует осень, мы видим в нем и другой, божественный смысл.