Нурбей Гулиа - Русский декамерон, или О событиях загадочных и невероятных

Меня посадили на табурет, покрытый клеенкой, под ноги поставили таз. Врач, похожий на военного фельдшера, принес огромный чайник с теплой водой, налил в стакан и протянул мне: - Пей!

У меня все болело внутри, и я замотал головой. Врач показал на толстый шланг, висящий на стене, и сказал:

- Не будешь пить - сейчас засунем в горло шланг и будемналивать! Жить хочешь - выпьешь!

Я пересилил себя и стал давиться водой. Не успевал я про глотить один стакан, врач наливал второй. Рвота не заставила себя ждать, таз понемногу наполнялся.

Затем врач выпроводил в соседнюю комнату маму и Тамару Ивановну и снял со стены шланг. Оказывается, он предназна чался для той процедуры, которая в старые времена называлась "катаклизмой". Я уже перестал замечать боль, стыд и прочие мелочи; мне казалось, что через меня, как через засоренную трубу, пропустили целый водопад воды, и я не знал, остались ли еще при мне хоть какиенибудь внутренности.

С меня сняли промокшую насквозь одежду, надели серобе жевый халат огромного размера и повели по больничному ко ридору. Врач отпер ключом какуюто комнату, завел меня туда и, указав на койку, приказал: "Ложись, отдыхай!" И тут вдруг сознание покинуло меня, я мягко провалился в небытие. Затем я будто снова очнулся, но стал видеть все сверху, как бы из верх него угла помещения. В комнату набежали люди в белых хала тах, они делали какието манипуляции над телом, лежавшим на койке. С удивлением я узнал в этом теле себя. Мне стало необычно и страшно.

- Что, я умираю? - спросил я когото, сам не понимая кого.

- Нет, ты выживешь! - ответил чейто спокойный голос,гулко и откудато отовсюду, как будто мы были в огромном пус том зале. - Не получится у тебя убить себя, ни первый раз, ни второй, ни третий. Тебе помешают это сделать, тебе подска жут, как. Ведь тебе же подсказали, чтобы ты выпил весь пузы рек! - насмешливо закончил голос.

Я снова ощутил себя лежащим в койке, но слов Голоса не за был. Они успокоили меня, вселили какуюто уверенность, что кто то сильный заботится обо мне, спасает меня.

В комнату, где я лежал, вдруг вошла высокая красивая жен щина в белом халате, помню даже ее фамилию - Горгадзе (как потом оказалось - главврач) и строго спросила погрузински:

- Ак кантаридини вин далия? ("Кто здесь выпил кантаридин?").

- Мэ! ("Я") - как мне показалось, радостно ответил я и привстал с койки.

- Ты что, сумасшедший? - переходя на русский язык, продолжала Горгадзе. - Ты не знаешь, что от этого можно умереть? Откуда он у тебя?

Я подробно рассказал технологию приготовления этого яда в домашних условиях.

- Что, девочек хотел соблазнять? - допытывалась врачиха. - Так зачем сам выпил? Себя хотел возбудить, что ли? С по тенцией плохо или с головой? - И добавила: - Твое счастье, что так много выпил. Жидкость обожгла слизистую пищевода и желудка, начались сильные боли. Вот тебя и привезли сюда, промыли и прочистили. А выпил бы десять капель, болей не было бы и яд всосался бы в организм. Тогда - конец!

Я с благодарностью вспомнил голос, шепнувший: "Лей все!"

Мне сделали несколько уколов и перевели в общую палату.

Полежал я в больнице еще дней пять - были сильные рези в животе, а когда они прошли, меня выпустили. Стыдно было возвращаться домой, когда все знали, что я принял яд. Соседи при встрече отводили глаза, очень немногие спрашивали, как здоровье. Фаина опять избегала встреч со мной.

Но постепенно все "устаканилось" и началась обычная жизнь. Я твердо дал себе слово никогда больше не пытаться по кончить жизнь самоубийством. Но, как говорится, "заклялась свинья на помойку не ходить"...

Попытка вторая

После злоключений в Тбилиси я переехал жить и работать в город Тольятти в Тольяттинский политехнический институт, где меня выбрали по конкурсу доцентом. Поселили в студен ческом общежитии - двухэтажном бараке. Занятий у меня еще не было, я страшно скучал и попивал водку в одиночестве, поскольку никого еще не знал.

В последний раз я поехал в Тольятти через Москву. Пару дней провел с любимой женщиной Таней, рассказал ей об измене ниях в моей жизни. Она, посмотрев, как я был одет, немедленно повела меня в комиссионный магазин и купила длинное черное кожаное пальто с меховой подстежкой, которую можно было снимать. Это пальто застегивалось на металлические пуговицы, а кроме них был еще широкий пояс с металлической же пряж кой. Купила она мне также черную меховую "ушанку" с кожа ным верхом и опускающимся "козырьком" и черные кожаные же перчатки.

- На Волге бывают сильнейшие морозы с ветром - дыханиеСибири! - пояснила Таня, - мигом в ледышку превратишься!

Конечно же, деньги я выслал Тане сразу, как только полу чил "подъемные". Когда я надевал всю эту "кожу", то стано вился похож на комиссара времен Гражданской войны. Паль то имело огромные внутренние холщевые карманы, в каждом из которых помещалось по три поллитры. Находка, а не паль то! Пропал бы я без него, первой же зимой холода зашкали вали за сорок три градуса и при этом еще дул сильный ветер. Но наступления зимы я, возможно, и не дождался бы, не будь этого пальто, купленного мне любящей и любимой душой.

Заканчивался октябрь, в Тольятти уже несколько раз шел снежок, но таял. Дул ледяной пронизывающий ветер. Наконец выпал устойчивый снег. Из моего окна, выходящего на запад, открывался вид на шоссе и бескрайнее поле. Очередной день мой прошел в тех же мучениях сексуальной и трудовой недо статочности, что и раньше. Часам к четырем я выпил настолько сильно, что заснул. Проснулся на закате, чего не пожелаю даже злейшему врагу. Народная мудрость говорит, что сон на закате приводит к страшнейшей депрессии при пробуждении.

Так случилось и со мной. Меня разбудил луч заходящего за снежный горизонт огромного красного солнца. Я понял, что наступил вечер, а перспектив - никаких. Пить водку не хоте лось, я был сыт ею по горло. Впереди - пустота, черная дыра, сплошная энтропия!

Я привстал с постели, случайно потянув за собой простыню. Обнажился край грязносерого матраса с огромной иссиня черной печатью "ТФКПИ". Я догадался, что это "Тольяттинский филиал Куйбышевского политехнического института" - матрас был старый, еще тех времен, когда наш Политехнический был филиалом.

"Ну и занесло же меня! - с ужасом подумал я и похолодел от этой мысли. - Москва, Тбилиси, теперь вот этот филиал... А дальше что? Дальше - ничего!"

Я резко поднял голову и оглядел верх комнаты. Над окном с видом на уже зашедшее солнце проходила труба водяного отопления.

"Вот на чем надо вешаться, - решил я, - но где взять проч ную веревку?"

"Пояс, у тебя есть кожаный пояс от пальто, что купила тебе Таня!" - вдруг посоветовал мне вкрадчивый "голос ниоткуда".

Я выдернул из пальто кожаный пояс, просунул его конец в пряжку, соорудив подобие петли, и забрался на подоконник. С этой высоты я увидел самый верхний краешек заходящего за снежный горизонт солнца.