Кристина Паёнкова - Бегство от запаха свечей

– Со вчерашнего дня я чувствую себя совершенно разбитой. Это случилось так внезапно. У меня словно почва ушла из-под ног.

– А вы не сдавайтесь. Эта история должна вас закалить. Вас обидели, верно. Но нужно держаться. Оставайтесь с нами! Партии нужны ваш трезвый ум и чувство справедливости. Хотелось бы, чтобы вся молодежь рассуждала так, как вы.

– Спасибо. Но если даже я останусь, то молчать уже не смогу. Буду вслух говорить все, что думаю.

– Давайте так. Хотя предупреждаю: вам будет нелегко. У нас, к сожалению, больше ценят пустых крикунов. Но ничего, мы еще дождемся, что в цене будут мыслящие люди. Вот увидите!

Мама собиралась на рождество в Ченстохов, но мои дела не давали ей покоя.

– Пойду к Иреку на работу и скажу все, что я о нем думаю. Как я верила ему! Не могу себе этого простить. Завтра же утром пойду.

– Мама, очень тебя прошу, никуда не ходи! Ради бога! Он только и ждет предлога, чтобы снова ко мне привязаться. Вчера, когда я возвращалась с занятий, он шел за мной всю дорогу. Но я прикинулась, будто не замечаю его.

Стефан разрешил маме остаться в Ченстохове до Нового года. Она очень обрадовалась.

– Какой он добрый! Сказал, чтобы я возвращалась не раньше Нового года, потому что поезда будут переполнены.

– Ты меня удивляешь, мама. Туда понаедет столько народу, будет тесно, неудобно. Зачем тебе ехать?

– Я остановлюсь у родителей Збышека. Они переезжают во Вроцлав после Нового года, а праздники проведут еще там, в Ченстохове. У них будет свободнее, чем у тети Михаси. А что ты скажешь, если я приглашу наших сюда на пасху? Ведь у нас хорошо, просторно.

– Я не скажу ничего. Просто сбегу в Валим.

И снова я каждый вечер ходила в техникум, а потом занималась дома. Питалась кое-как, часто забывала купить себе еду. Когда есть было нечего, пила чай с вареньем, которое два года назад сварила пани Дзюня, и этого мне вполне хватало.

В техникуме каждый день было что-то новое. То контрольная по математике, которую мы ждали только через неделю. То контрольная по стройматериалам. Эдека Згуду приняли было в техникум, и мы даже по этому случаю перешли с ним на «ты», но спустя месяц его отчислили, так как он совершенно не посещал занятий. Узнав, что он больше не студент, Эдек рассмеялся:

– Ерунда, на последнем курсе поступлю снова. Ведь у меня есть документы. Нужно было сразу договориться. Да ладно, пусть отчисляют. А ты все зубришь? Смотри, голова лопнет! Хочешь, я тебе скажу одну вещь по секрету: диплом техникума можно купить у одного типа в Щецине за двадцать тысяч. Мой приятель уже купил. От настоящего тем лишь отличается, что не надо мучиться три года с учебой. Когда мне надоест вся эта волынка, я обзаведусь таким дипломом. Хочешь, могу и тебе сосватать?

– По правде сказать, я бы побоялась. И потом, между нами большая разница: ты учился в техникуме, а я нет. Если у меня не будет знаний, то какой мне толк от бумажки? Да и вообще мне учеба нравится. Она отнимает столько времени, что ни о чем другом не успеваешь думать.

Я знала, что кое-кто из моих товарищей по техникуму недолюбливает меня. После контрольной по математике, когда у меня оказалась единственная пятерка в группе, я впервые явственно ощутила их неприязнь. Потом она усилилась. Моим однокашникам не нравилось, что женщина не только не отстает от них, но даже их перегнала.

Все они работали, у большинства были семьи, куча различных обязанностей, для занятий оставалось мало времени.

Однажды, перед первой контрольной по математике, один из товарищей предложил мне готовиться вместе с ними. Я пошла, но лишь потеряла время. Меньше всего там занимались, больше острили, рассказывали анекдоты.

На работе было по-прежнему много дел. Рождество я провела дома одна, питаясь копченой колбасой и печеньем. Решила было навестить отца, но и там никого не застала.

Пани Дзюня почти совсем перебралась в Валим. Во Вроцлаве она не была с лета. Время от времени от нее приходили открытки. Пани Дзюня спрашивала, как мои дела, почему я не приезжаю. Люцина чувствовала себя несколько лучше. Второго ребенка ждали в середине марта.

Я решила непременно съездить в Валим, когда Люцина родит, даже если придется пропустить несколько дней занятий. А пока нужно было дотянуть до конца семестра.

Мама вернулась и никак не могла нарадоваться, что она снова во Вроцлаве. Праздники она провела не наилучшим образом. У всех были к ней какие-то претензии.

– Представляешь, я должна содержать Викторию, пока она не устроится. Так считает бабушка. Виктория, видишь ли, нуждается теперь в моей помощи, так как бабушка должна заботиться о Михале, он учится в институте. Знаешь, кто спас меня от Виктории? Ты! Я сказала, что живу у тебя, а ты не согласишься ее принять, что мне придется искать другую квартиру или вернуться в Кальварию. Был жуткий скандал. Бабушка на меня кричала, как в былые времена. Михася ей вторила. Но все напрасно. Я пробыла у них, как обещала, до Нового года, сходила с ними утром в костел, а потом распрощалась и уехала. Никогда я так не радовалась отъезду, как на этот раз.

– Ну вот, – я расхохоталась. – Похоже, и ты начала раскрепощаться.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду? – наивно удивилась мама.

Масленица пролетела быстро. Я бы ее и вовсе не заметила, если б не мама. Она часто уходила из дому, стала очень следить за собой, одевалась скромно, но изящно. Мною она опять была недовольна, но на этот раз по другим причинам. По ее мнению, мне следовало больше заботиться о своих нарядах. Она даже унесла мое пальто к себе в ателье и по собственной инициативе отделала его мехом.

Первый семестр я одолела успешно – получила всего три четверки. Назавтра снова начались занятия. Я по-прежнему все свободное время отдавала учебе, ни о чем другом не думала.

Люцина родила сынишку. Я съездила к ней всего на один день. Мальчишка был чудесный. Смуглый, с длинными черными волосенками и довольно крупным носом. Мы долго обсуждали, на кого он похож: я сказала, что на советского киноактера Андреева, и это вызвало всеобщее веселье. Пани Дзюня решила пробыть в Валиме до тех пор, пока Люцина не окрепнет как следует. Узнав, что я учусь, она воскликнула:

– И при такой-то нагрузке ты питаешься чаем с вареньем? На что это похоже? Так и чахотку нажить недолго. Как можно?! О чем мать думает? Почему она это допускает?

– Я очень люблю варенье. А рассказала лишь для того, чтобы вы, вернувшись, не удивлялись, почему так мало осталось. Я и не думала жаловаться.

– Ну что с ними делать?! Одна детей рожает, а сама беспомощна, как ребенок. Другая учится по ночам, питается одним вареньем, того и гляди заболеет. Обещай мне каждый день покупать творог, а после пасхи я приеду во Вроцлав и займусь тобой как следует.