Фуми Яхиро - Старшая сестра

– Иду, – ответила я и остановила швейную машинку.

Харуко Ниномия, девушка чуть постарше меня, – она приметывала воротничок к костюму, надетому на манекен, – улыбаясь, с интересом посмотрела на меня.

– Интересно, кто это? – удивилась я, вставая из-за машинки.

Это была швейная мастерская в ателье европейского платья Кусакабэ, работало там пять портных, в том числе и я. Я была новенькой – поступила всего полтора года назад. Недавно мне исполнилось семнадцать.

Отодвинув отделявшую мастерскую от приемной портьеру с изображенными на ней водяными брызгами, я подошла к хозяйке.

Хозяйка Акико Кусакабэ, в очках, склонив над столом худое лицо, кроила костюм. Телефон стоял на краю стола.

Я взяла лежавшую трубку и поднесла к уху.

– Алло, Сэцуко?

– Ой, Ко-тян! – невольно вскрикнула я и крепко сжала трубку рукой. – Откуда ты?

– Я сейчас здесь, в Окуре. Звоню из универмага Идзуцуя. Это рядом с твоим ателье. Не могла б ты выйти ненадолго?

Голос сестры, который я первый раз слышала по телефону, звучал как-то многозначительно.

– Сейчас, подожди минутку.

Я положила трубку и попросила хозяйку отпустить меня повидаться с сестрой.

– Работы очень много, возвращайся поскорее, – предупредила она.

Я выскочила на улицу, испытывая смутное беспокойство: у сестры что-то случилось. Октябрьское небо было прозрачно-голубым, дул свежий ветерок.

Зачем она приехала в Окуру, думала я, переходя торговую улицу и почти бегом направляясь к универмагу Идзуцуя.

С сестрой мы не виделись уже целых два года. С тех пор как мы расстались и она поступила в веселый дом в Симоносэки, мы даже не переписывались. Сколько раз бралась я за перо, но стоило мне представить себе это ужасное место, как невыносимая тяжесть наваливалась на меня, и дописать письмо я уже не могла.

Мысль о том, что сейчас я увижусь с сестрой, которую не видела целых два года, радовала меня, но в то же время мучительный стыд за то, что я ни разу не написала ей, терзал мое сердце. О том, что я окончила школу и поступила ученицей в швейную мастерскую в Окуре, сестра узнала, наверное, от матери. Вот она и приехала повидаться со мной, подумала я.

Как она выглядит? Я боялась, что она сильно изменилась. С замирающим сердцем я мчалась по оживленной улице и наконец прибежала в универмаг. Сквозь витрину я увидела сестру: она стояла у стенда с сумками. В выражении ее лица сквозили странное безразличие и безмерная усталость. И само лицо, хоть и ярко накрашенное, было мертвенно-бледным, осунувшимся, точно после тяжелой болезни.

– Сестренка, Ко-тян! – толкнув стеклянную дверь, позвала я ее.

– Ой! – Сестра обернулась, и на ее лице засияла родная, такая дорогая мне улыбка. Она вернула ему прежнее выражение, и я успокоилась.

– Да ты уже совсем взрослая, – сказала сестра, оглядывая меня с ног до головы. Она держалась так, что можно было подумать, будто она старше меня лет на десять, а то и пятнадцать.

– Пойдем, – ласково позвала сестра, и мы направились к выходу. На ней был белый вязаный джемпер и красная шерстяная юбка-клеш. Когда она шла, подол красиво обвивался вокруг ее стройных ног, и туфли на высоких каблуках очень шли ей.

Когда мы вышли, я прибавила шаг и поравнялась с сестрой. От нее исходил едва уловимый запах сладких духов.

Я спросила:

– Зачем ты приехала в Окуру?

– Да так, приехала на машине поразвлечься, – небрежно бросила она.

– На машине? Из Симоносэки? На собственной?

– С другом. Он взял машину у приятеля.

– С другом? А кто он?

Сестра не ответила и толкнула дверь в кафе. В кафе тихо играла музыка. Сестра усадила меня за столик в глубине зала.

– Что будешь есть?

– Мне все равно.

Мне почему-то было не по себе, и я неотрывно смотрела на модную черную атласную блузку, которую сестра надела под джемпер. Она очень шла к красной юбке. На шее, на цепочке, висел кулон в форме сердечка.

Похудела сестренка, подумала я. Грудь еле видна под блузкой, плечи – одни кости.

– Ну а шить ты уже научилась? – поинтересовалась сестра, заказав что-то официантке и доставая сигарету.

– Да. Но пока мне доверяют шить только юбки и сметывать, – в изумлении глядя на сестру, привычным жестом сунувшую в рот сигарету, пояснила я.

– Ничего, постепенно всему научишься, станешь прекрасной портнихой.

Сестра говорила очень серьезно. Она медленно поднесла зажженную спичку к сигарете. Потом откинула голову, положила ногу на ногу, небрежно выпустила дым изо рта и неторопливо перевела взгляд к окну.

За столиком у окна сидел молодой мужчина в джемпере. Он тоже курил, с отсутствующим видом глядя в окно.

– Ну вот. Ешь.

Официантка принесла кофе и фрукты.

Сестра взяла кофе, а вазу с фруктами придвинула мне. Бананы, дыня, ананас, вишни – целая гора соблазнительных лакомств.

– Ой, вкуснотища какая! – невольно вырвалось у меня. Я протянула руку к вазе. – Никогда такого не ела.

– Возможно. – Сестра снисходительно усмехнулась и небрежно стряхнула пепел с сигареты.

Опустив голову, я уплетала фрукты. А сестра, вдыхая дым, смотрела на меня и молчала.

Я подумала: надо наконец что-то сказать. Но о чем говорить? Вообще-то, мне хотелось о многом расспросить. Как она живет? Что делает в выходные дни? Но я не могла говорить с сестрой даже о таких обычных вещах, и мне было не по себе…

Эх, если бы сестра не работала в таком ужасном месте, мы могли бы свободно болтать с ней о чем угодно, а тут… Не разбирая вкуса фруктов, я двигала челюстями и чувствовала, как сердце сковывает леденящий холод.

Сестра протянула руку за кофе. Я подняла голову и проговорила:

– Шахту Окадзаки закрыли.

Только на это меня и хватило…

– Знаю, – отозвалась сестра с безразличным видом, поднося чашку ко рту.

Вот как, значит, мать написала ей и об этом, подумала я.

– А Хироси, когда перестали платить пособие по безработице, уехал и ищет теперь другую работу, – добавила я, подумав, что и это она, наверное, знает.

– Вон оно что, – сказала сестра безо всякого интереса и поставила чашку на блюдце.

– Кунио скоро, наверно, выйдет из больницы…

– Ну что ж. – Лицо сестры помрачнело, она раздавила сигарету в пепельнице.

– А мама, когда Хидэо в будущем году кончит школу и поступит на работу, устроится куда-нибудь, хоть кухаркой, и будет жить на хозяйских харчах.

– Вся семья разбрелась кто куда, – с горечью сказала сестра, так и не подняв глаз.

Потом она посмотрела на часы, сняла с шеи кулон и сказала:

– Сэцуко, это тебе.

– Правда? – радостно вспыхнула я.

Сестра кивнула и улыбнулась:

– Протяни-ка руку.

Я положила на стол обе руки. Сестра опустила в них кулон и крепко стиснула мои пальцы. Потом посмотрела на меня долгим пристальным взглядом, будто не могла насмотреться, и проронила: