Пол Остер - Левиафан

Окинув взором пустой зал, вошедший приблизился к стойке и задал бармену тот же вопрос, что и я. Ответ был более или менее таким же, только бармен прибавил, показав на меня пальцем:

— Этот тоже пришел послушать. Интересно, во всем Нью-Йорке нашлись сумасшедшие, не считая, конечно, вас двоих, кто по собственному желанию вылез из дома в такую погоду?

— Почему нас двоих? — возразил новоприбывший. — Вы, кажется, забыли посчитать себя.

— Ничего я не забыл. Не сравнивайте. Я обязан прийти, а вас никто не заставлял. Вот о чем я толкую. Если я не выйду на работу, то потеряю это место.

— Я тоже в некотором смысле вышел на работу, — сказал долговязый. — Мне пообещали заплатить пятьдесят баксов, а в результате я только зря прокатился на метро за собственный счет.

— Ну, если вы должны были выступать, тогда конечно, — согласился бармен. — Тогда это к вам не относится.

— Остается один человек в целом городе, который без необходимости покинул теплое гнездышко.

Тут и я подал голос:

— Если вы обо мне, то, считайте, в вашем списке никого не осталось.

Замотанная шарфом голова повернулась в мою сторону, и я увидел широкую улыбку.

— Так вы, стало быть, Питер Аарон?

— Стало быть, — ответил я. — Из чего следует, что вы — Бенджамин Сакс.

— Единственньгй и неповторимый, — довольно хмыкнул долговязый. Он подошел к моему столику и протянул руку. — Рад, что вы пришли. Я тут кое-что из вашего прочел, и мне захотелось с вами познакомиться.

Так, пятнадцать лет назад, началась наша дружба — в пустом баре, где мы поочередно поили друг друга, пока у нас не кончились деньги. Продолжалось это часа три, а то и все четыре, потому что, когда мы наконец оторвались от стойки и на нетвердых ногах покинули это гостеприимное заведение, уже стемнело. И как же невыносимо тяжело, зная, что Сакс погиб, возвращаться в тот день, когда он блистал умом и остроумием, не говоря уже о щедрости. Вопреки очевидному, мне трудно себе представить, что жизнелюб, сидевший со мной тогда в баре, и одинокий волк, убивший себя на прошлой неделе, — один человек. Каким долгим и мучительным, должно быть, стало для него это путешествие; от одной мысли к горлу подступает ком. За пятнадцать лет Сакс прошел свою голгофу, и в конце, скорее всего, он изменился до неузнаваемости. После такой дистанции разве вспомнишь, каким ты был в начале пути…

— Вообще-то я слежу за литературным процессом. — Он размотал шарф, стянул бейсболку и коричневое пальто до пят, свалил их грудой и сел на соседний табурет. — Две недели назад я про вас даже не слышал, и вдруг, какой журнал ни открой, везде вы! Сначала мне попался на глаза ваш отклик на дневники Хуто Балля. [3] Хуго Балль (1886–1927) — поэт-дадаист, в чьем кабаре, по легенде, в 1916 г. родилось название литературного движения Дада. Великолепное эссе, подумал я, живое и хорошо аргументированное, плюс отличное знание предмета. Не со всеми положениями я был согласен, но серьезность авторской позиции и доказательная база вызывали уважение. Этот парень, пожалуй, слишком уверовал в силу искусства, сказал я себе, зато у него есть собственная точка зрения, и ему хватает ума не считать ее единственно правильной. А дней через пять мне пришел по почте журнал, и я сразу наткнулся на ваш рассказ «Тайный алфавит» — о студенте, который обнаруживает послания некоего высшего разума на стенах домов. Он мне так понравился, что я прочел его три раза. «Кто этот Питер Аарон? — гадал я. — И где он прячется?» Словом, когда мне позвонила Кэти, как бишь ее фамилия, и сказала, что Палмер отказался от участия в чтении, я тут же посоветовал ей связаться с вами.

— Так вот кто вытащил меня сюда, — только и сумел выдавить я из себя, совершенно опешив от всех этих комплиментов.

— Увы, все вышло не так, как мы с вами предполагали.

— Может, оно и к лучшему, — сказал я. — Мне не надо выходить на лобное место с трясущимися поджилками.

— Матушка-Природа вовремя вмешалась.

— Вот-вот. Госпожа Удача спасла меня от позора.

— Я рад, что вам не пришлось мучиться, а то б меня замучила совесть.

— Все равно спасибо за приглашение. Для меня оно много значило, и, если честно, я вам чрезвычайно благодарен.

— Я сделал это не для того, чтобы заслужить благодарность, а из любопытства. Рано или поздно я бы вас нашел, но тут подвернулась эта возможность, и я посчитал, что для знакомства более изящного повода не придумаешь.

— И вот я сижу на Северном полюсе в компании самого адмирала Пири. [4] Пири, Роберт Эдвин (1856–1920) — американский адмирал и исследователь Арктики, в 1909 г. на собачьих упряжках достиг Северного полюса. С меня выпивка.

— Хорошо, но только если сначала вы ответите на мой вопрос.

— А разве вы меня о чем-нибудь спрашивали?

— Я спросил, где вы все это время прятались. Может, я ошибаюсь, но мне почему-то кажется, что вы сравнительно недавно в Нью-Йорке.

— Я действительно уезжал. Вернулся примерно полгода назад.

— И где же вы жили?

— Во Франции. Около пяти лет.

— Тогда понятно. Но почему Франция?

— Просто хотелось уехать куда-нибудь подальше отсюда.

— Учились? Может, работали в ЮНЕСКО или в какой-нибудь крутой международной юридической фирме?

— Если бы. Я жил на подножном корму.

— А, приключения экспатрианта. Начинающий американский писатель едет в Париж открывать для себя европейскую культуру и французских красоток, а заодно уютные кофейни и крепкие сигареты.

— Тоже нет. Мне не хватало воздуха. Я выбрал Францию, потому что знал французский. Если бы говорил по сербохорватски, наверно, оказался бы в Югославии.

— Итак, уехали вы без видимой причины. Ну а вернулись?

— Прошлым летом однажды проснулся и сказал себе, что пора возвращаться. Вот и всё. Почувствовал, что достаточно долго прожил вне дома. Без бейсбола. Когда не получаешь свою еженедельную порцию двойных пут-аутов и хоумранов, [5] Пут-аут — момент в бейсболе, когда один из игроков покидает площадку. Хоумран — удар бэтмена, позволяющий партнеру обежать все базы. начинаешь понемногу засыхать.

— Уезжать назад не собираетесь?

— Вряд ли. Если я и хотел что-то себе доказать, то теперь это потеряло свою актуальность.

— Или вы уже все доказали.

— Не исключено. А может, вопрос надо сформулировать по-другому. Может, все это время я формулировал его неправильно.

— Хорошо! — Сакс вдруг хлопнул ладонью по стойке. — Теперь можно и выпить. Я начинаю испытывать удовлетворение, а это чувство вызывает у меня жажду.

— Что вы будете?

— То же самое, — ответил он, даже не поинтересовавшись, что я пью. — Заодно пусть бармен нальет вам еще стаканчик. У меня назрел тост. Как-никак вы вернулись домой после долгого отсутствия, это дело надо обмыть.