Катарина Причард - Девяностые годы

Моррис настоял на том, чтобы пойти на трибуну. Он любил поиграть на скачках и обычно все время вертелся около букмекеров, но на этот раз Салли согласилась его сопровождать, и он был чрезвычайно этим доволен. Они вышли из дома в приподнятом настроении, Моррис — потому, что предвкушал азарт игры, Салли — потому, что на ней было новое платье.

Это платье сшила для нее Мари — зеленое батистовое, с тугим лифом и пышной, отделанной бледно-розовым рюшем юбкой, — и оно очень шло Салли. Правда, новый корсет, который Мари заставила ее надеть, был немного тесен, но какое это имело значение! Шляпку ей тоже соорудила Мари: уложила веночек из роз поверх старой выгоревшей соломки, получилось очень нарядно.

Все жены рудокопов постарались явиться на скачки в обновках, но Салли так давно ничего себе не шила, что ей было даже как-то не по себе оттого, что она так разрядилась. Впрочем, когда Мари воскликнула: «Ты выглядишь прелестно, дорогая!» — это ее немножко подбодрило. Сама Мари была в старом, переделанном платье, так как Жан потерял работу, когда закрылся Объединенный, и им теперь приходилось туго. Тем не менее Мари, как всегда, выглядела очень свеженькой и элегантной в своем зеленом фуляровом платье и черной шляпке с длинной зеленой лентой, падавшей вдоль спины на фасон «Чарли, за мной!».

Дети остались дома с Калгурлой; Лора уже несколько дней назад забегала узнать, не присмотрит ли Каргурла и за ее Эми.

— У меня нет никакой охоты идти на эти скачки, — сказала Лора, — но Олф считает, что нам необходимо показываться в обществе. Иначе будут думать, что у нас по-прежнему плохи дела. Олф должен встречаться с другими управляющими; нужно, чтобы они знали, как хорошо он наладил дело на Золотом Пере.

На душе у Лоры было невесело. Она по-прежнему очень тревожилась за мужа.

— Он так устает, — говорила она Салли. — Работает за троих. И что-то его угнетает. А что — не знаю, он не говорит мне. Хоть бы только он не остался опять без работы!

Салли и Мари уселись на трибуне, а их мужья направились к стоявшей в стороне группе каучуковых деревьев, под сенью которых расположились букмекеры. Хорошо известные всем «жучки» с Пертского ипподрома, как всегда, приехали на скачки. Они так шумели и галдели, выкликая ставки, что почти заглушали оркестр, игравший популярные песенки. Занятно было разглядывать толпу, разгуливавшую по выжженной солнцем траве: старатели в молескиновых штанах, с побуревшими от пыли лицами под обвисшими полями старых фетровых шляп; местные щеголи, разрядившиеся по случаю праздника в дешевые новенькие костюмы и соломенные шляпы; промышленники и директора банков в белых полотняных костюмах или фланелевых брюках с красными поясами.

Порой над этой разношерстной толпой возникала чья-нибудь величественная голова, украшенная соломенной шляпой или панамой или даже пробковым шлемом типа «Стенли в дебрях Африки», и тут же можно было увидеть туземца с остатками роскошного европейского головного убора на макушке. Жены и дочери управляющих рудниками, лавочников, трактирщиков, рудокопов оживляли толпу своими пестрыми шляпками и пышными юбками, а какая-нибудь хорошенькая официантка из ресторана неизменно вызывала одобрительные возгласы своим ультрашикарным нарядом.

На этот раз сенсацию произвела мадам Малон. Она появилась на ипподроме в парижском туалете из серого шифона, расшитом серебряными блестками и обтягивавшем ее фигуру, как перчатка. Блестки сверкали и переливались при каждом движении, но еще более ослепительно сверкали бриллиантовые серьги, браслеты и брошь… Однако Лили, не обращая ни на кого внимания, болтала все время с Бертой, Белл и Ниной.

Салли и Мари побаивались немножко чересчур восторженных приветствий со стороны мадам Малон в присутствии их мужей, что неминуемо должно было повлечь за собой довольно щекотливые объяснения, которых им так долго удавалось избегать. Но Лили только раз взглянула в их сторону, улыбнулась и кончиками пальцев, затянутых в голубовато-серую лайковую перчатку, послала им воздушный поцелуй. Лора, сидевшая с миссис Финнерти и с кем-то из жен управляющих, вскочила и направилась к Салли и Мари:

— Все, решительно все, шокированы поведением этой женщины! Ни для кого не секрет, что еще не так давно она была девицей из заведения мадам Марсель. А теперь некоторые из жен управляющих вынуждены встречаться с ней на обедах у Малона. Ведь он миллионер и скупает здесь все рудники, один за другим, а она, говорят, вертит им как хочет.

— Нелегкая работа, принимая во внимание его толщину, — заметила Салли.

— О да, — согласилась Лора. — И зачем только этот Малон купил Мидас! Мистер де Морфэ говорит, что Лили заставила бы мужа принять Олфа обратно, расскажи я ей только, какой это был удар для Олфа, когда его уволили с рудника. Но разве я могла это сделать? Не могла же я просить об одолжении эту особу!

— А почему бы нет? — спросила Мари. — Я бы так и сделала на твоем месте — ради Олфа…

— Ну, а я не могу, вот и все, — сердито отрезала Лора и вернулась на свое место рядом с миссис Финнерти.

Когда Жан Робийяр увел жену, чтобы познакомить ее с одним французом-металлургом, недавно приехавшим в Калгурли, Салли встала и не спеша направилась к стоявшему в стороне дереву, у которого она договорилась встретиться с Моррисом, чтобы позавтракать вместе.

Она стояла под деревом, поджидая Морриса, когда мимо прошел Фриско с высокой красивой девушкой. Сердце Салли забилось, хотя Фриско стал для нее теперь почти чужим. Мистер де Морфэ, в белом костюме и дорогой панаме, казался таким же веселым и беспечно-самодовольным, как в те дни, когда он только что вернулся из своего путешествия. Салли слышала, что он едва не попал за решетку за свои связи с какой-то жульнической английской компанией, но это, по-видимому, нисколько на нем не отразилось. Глядя на него, трудно было поверить и тому, что он много денег потерял на бирже. Он держался так же уверенно и непринужденно, как всегда. Спутница Фриско оглянулась и стремительно направилась к Салли.

— Здравствуйте, миссис Гауг, — сказала она.

— Вайолет! — удивилась Салли. — Как вы сюда попали? Я думала, что вы в Мельбурне, учитесь пению.

— Она пела там в опере, — не без гордости заметил Фриско.

— В хоре, — пояснила Вайолет.

— Ах, как я рада! — воскликнула Салли, расцветая улыбкой и дивясь, почему Вайолет тоже не сияет от радости.

— Начало было неплохое, — хмуро сказала Вайолет. — Может быть, пошла бы и дальше. Но тут мама написала, что отец потерял все деньги, спекулируя на акциях, и снова ушел на разведку, а она хворает и не может без меня обойтись. Пришлось вернуться. Я теперь работаю в баре, в гостинице «Биржа».