Никколо Амманити - Как велит бог

Кристиано обернулся к отцу:

— А тебе понравилось? Рино затянулся и не ответил.

"А теперь какая муха его укусила?"

Полчаса назад он плясал как чокнутый, а теперь, нате, снова не в духе.

Данило хлопнул Кристиано по ляжке:

— Ну конечно ему понравилось. Сочинение что надо. Еще бы не понравилось. Быть такого не может.

Рино Дзена спустил ноги и поглядел на Кристиано, затем задавил окурок красной "Дианы" в переполненной бычками пепельнице. Мигрень накатила, как прилив, и выключила мозги. Все из-за дерьма, которым их напоил Данило.

Он грозно взглянул на сына:

— Ты что, идиот?

Кристиано непонимающе посмотрел на Данило:

— А что такого?

— И ты это сдал?

Кристиано помотал головой:

— Нет. Не стал я сдавать. Я что, дурак?

— Вранье. Сдал ты его. Я слишком хорошо тебя знаю. Думал, шедевр сочинил, самодовольный болван. И не догоняешь своим умишком, что за дерьмо устроил на свою голову. Ты хоть понимаешь, что проклянешь день, когда написал эту хрень?

Голос Кристиано дрогнул:

— Я же тебе сказал! Ты что, оглох? Я его написал и положил в карман! Точка! Вот оно.

— Дыши ровно. Успокойся. Может, он и правда не врет.

— А кому-нибудь почитать ты его давал? — спросил Рино сына, подавляя желание схватить его за волосы и треснуть безмозглой башкой о панель.

Кристиано с ненавистью посмотрел на него:

— Никому не давал.

Да наверняка показал своим приятелям. Обычное дело.

— Ей-богу, не давал, чего ты мне не веришь!

Рино предостерегающе поднял палец:

Не божись на вранье, Кристиано. Не божись. А то я тебя прибью.

Когда отец был такой, Кристиано его ненавидел.

Отец ему не верил. И никогда не поверит. Даже если бы ему явилась училка собственной персоной и сказала бы, что он не сдавал этого сочинения. Даже если бы сошли с небес Господь, Мадонна и все святые. Он бы решил, что они сговорились. Все против него.

"Ну что же за отец мне достался?"

Все, кому не лень, давали ему понять, что Рино осел, и Кристиано каждый раз, как фурия, бросался на наглеца. За свою жизнь он уже порядком шишек получил, защищая отца. Но они были правы. Тысячу раз правы. Грудь пронзила жгучая боль.

— Никому я его не давал читать.

Рино покачал головой и улыбнулся своей мерзкой улыбочкой:

— Да ладно врать-то. Само собой небось вышло, хотел покривляться перед дружками... "Я, мол, наци, то да се". Чего тут такого? Ну, скажи, что так и было. Что плохого?

Голос Кристиано перешел в надрывный крик:

— Нет, не делал я ничего такого! Да пошел ты! Ты не заставишь меня признаться в том, чего я не делал. И друзей у меня нет. А хочешь знать почему? Потому что все считают, что ты не в своем уме. Псих несчастный, вот ты кто...

К горлу подступил комок, но он бы скорее вырвал себе глаза, чем пустил слезу.

Рино Дзена уже никого не слышал. Его словно засосало в воронку глухого ужаса. Перед глазами замаячил социальный работник с командой карабинеров, размахивающий у него под носом сочинением Кристиано.

Они заберут у него сына. Навсегда.

Этого не должно произойти, потому что без Кристиано он ничто.

Рино проглотил ком, застрявший в горле, и прикрыл глаза руками.

— Да как тебе только такое в голову пришло? — сказал он тихим голосом, широко раздувая ноздри. — Сколько раз я тебе повторял, что все надо держать в себе... Что никому нельзя показывать, что ты на самом деле думаешь, они же тебе это в жопу вставят. Мы с тобой одной веревкой повязаны, ты это понимаешь? И все ее хотят порвать. Черта с два, ни у кого это не выйдет. Я всегда буду с тобой, а ты будешь со мной. Я буду помогать тебе, а ты мне. Пораскинь мозгами, неужели сам не понимаешь, что нельзя так подставляться? Вспомни про черепах, какой у них панцирь. Ты должен быть сильным, чтобы никто не смог сделать тебе больно. — И он треснул кулаком по панели с такой злостью, что откинулась крышка бардачка, вывалив наружу мятые обертки и прочий хлам.

— Папа, ну зачем ты так? Почему ты мне не веришь? — выдавил Кристиано, глотая слезы.

— Не надо только мне нюни разводить! Тебя здесь никто не обижал. Ты что, девчонка? Заплачь мне еще!

Данило жестами показал Кристиано не заводиться и помалкивать, а сам попробовал вступиться:

— Ладно тебе, Рино, он сказал правду. Твой сын не врун. Ты его знаешь.

Рино чуть не разорвал его на куски.

— А ты заткнись! Не встревай! Я же не встреваю между тобой и твоей шлюхой женой? Я с сыном разговариваю. Так что цыц мне тут.

Данило опустил глаза.

Кристиано вытер глаза руками. Никто не решался подать голоса. Повисло молчание, нарушаемое только поднимающимся от реки гулом и шуршанием трущихся о кузов фургона веток.

Они остановились на площадке у заброшенной установки, в семидесятые годы качавшей здесь речной песок. Высоченные горы песка полукругом поднимались вокруг изъеденной ржавчиной техники.

Кристиано выскочил из машины и пустился бегом в сторону вышки.

Остановился он перед обветшалым строением с выбитыми окнами и исписанными стенами.

Хотелось двинуть домой, хоть бы и на своих двоих. Идти было далеко, но это не важно. Холодно, конечно, но дождя какое-то время не будет. Погода менялась. На юге серую пелену прорвало, и в просветах показалось ясное синее небо. Над головой пронеслась пара бакланов. Издалека доносилось гудение вздувшейся от дождя реки.

Он натянул на голову капюшон.

Перед входом в барак на земле чернело кострище. Металлический каркас кресла. Изуродованные огнем шины. Пляжные шлепки. Газовая плитка.

Кристиано достал из кармана сочинение и зажигалку. Он уже подносил пламя к листку, когда за плечами раздалось:

— Кристиано! Кристиано!

К нему шел отец. Шерстяная шотландская куртка с плюшевой подкладкой нараспашку, под ней одна майка.

"И как он только не мерзнет?"

Кристиано поджег уголок листа.

— Погоди! — Рино выхватил у него бумагу и задул огонь.

Кристиано кинулся на него, пытаясь вырвать листок у него из рук:

— Отдай. Оно мое.

Отец отступил на пару шагов:

— Ты совсем двинулся? Зачем ты хотел его сжечь?

— Чтобы избавиться от вещественных доказательств. И ты успокоишься. А то ночью могут залезть воры и украсть его у нас, так? Или полиция... Или инопланетяне.

— Нет, не надо сжигать.

— Тебе-то что? Тебе же оно не понравилось. — Кристиано побежал в сторону реки.

— Стой!

— Оставь меня в покое! Я хочу побыть один.

— Погоди! — Отец догнал сына и поймал его за руку.

Кристиано стал вырываться, крича во все горло:

— Отстань! Отвали! Иди в задницу!

Рино притянул его к себе и крепко прижал голову сына к груди:

— Послушай меня. Потом уйдешь, если захочешь.

— Чего тебе от меня надо?