Сергей Буртяк - Кот

Сначала в зале было обычное электрическое освещение. Скоро стало понятно, что при таком свете все остальное — формальность, нелепая стилизация под старину.

Тогда Королев велел заменить обычные стекла в небольших узких окнах цветными витражами; под высоким потолком, отягощенным толстыми темными балками квадратного сечения, распорядился повесить три люстры в виде громадных колес, на них были установлены толстые восковые свечи; в довершение ко всему по специальному заказу были изготовлены факелы, их укрепили на стенах в грубых железных кольцах и зажигали во время занятий.

С тех пор электричество в зале было забыто, по стенам перемещались искаженные тени бойцов, к звону клинков прибавились запахи воска и дыма, а в штатном расписании появился пожарный Михеич, крепкий старик с пышными усами и в медном старинном шлеме. Обязанности Михеича заключались в том, чтобы с суровым видом, покручивая усы, прохаживаться по периметру зала, следить за состоянием факелов и свечей и, если надо, заменять их на новые, ну и зажигать и гасить, когда нужно.

Фехтовальный зал принес Королеву сомнительную славу. В бизнес-кругах магнат прослыл чудаком. Но при этом многие иностранные делегации уровня Кремля приезжали на экскурсии в зал Королева, а Союз кинематографистов и директор концерна «Росфильм» не уставали обхаживать хозяина, чтобы заполучить это место для съемок. С киношниками у Королева разговор был короткий, да и делегации последнее время он допускал в зал с большой неохотой. Очень скоро Королева стал раздражать праздный интерес к этому месту — оно было слишком личным, пожалуй, только в этом зале он чувствовал себя настоящим.

Можно сказать, что по совместительству зал выполнял еще и тронные функции. Для этого с северной стороны на балконе было установлено массивное кресло с высокой резной спинкой, похожее на трон. Однако по количеству церемоний в год, а также по тому, что решения в основном принимались на совете директоров в помещении пятнадцатью этажами выше, создавалось впечатление, что монархия Королева была все же конституционной.

Феликс Россель стал чемпионом мира по классическому европейскому фехтованию еще юниором. Однако с тех пор как он лишился правого глаза, о профессиональной карьере можно было забыть навсегда. Что он и делал мучительно долго.

Немалое время Феликс пил, жрал подряд все наркотики, пытался покончить с собой, ненадолго примкнул к неокришнарям, чудом от них оторвался, потом распространял вип-карты американского Института клонирования органов «Новая жизнь», поверив проповедникам с белыми глазами и их басням о возможном бессмертии тела.

Благодаря благородному происхождению и генетическим свойствам Феликс вошел в высшие сферы клон-пирамиды и часто бывал на светских мероприятиях. Там он познакомился с Королевым и попытался впарить ему карточку на льготное клонирование органов. Королев быстро перевел беседу в другое русло и как-то незаметно выяснилось, что Россель фехтовальщик. А магнат к тому времени уже созрел для организации своего знаменитого зала.

Примерно через месяц Феликс послал пирамидальные обязанности к псам чертячьим и активно включился в работу. Он получил солидную ставку инструктора по физкультуре в империи Королева, фактически же стал учителем фехтования. Талант у него был немалый, а слегка подзабытое Россель быстро восстановил в библиотеках и на спортивных площадках, являясь туда в качестве зрителя.

Феликсу нравилось, что отношение к фехтованию было у Королева романтическое. Некогда Россель страдал оттого, что многие его товарищи… да все, собственно… относились к великому боевому искусству Европы крайне материалистично. Для кого-то это был способ заработать большие деньги, кому-то не хватало адреналина, кое-кто думал о славе. Феликс ни о чем таком не мечтал. Его вели романтика и эстетика боя.

Любимой книгой Росселя были «Три мушкетера». Причем он никогда не обращал внимания на меркантильность и тщеславие героев (в отличие от его детского приятеля Пашки) — Феликса занимали приключения, благородство, красота, изящество и прочие нематериальные ценности, не хватало только описаний приемов, техники боя. Книжку эту Россель полюбил еще в раннем детстве, когда жил в Нюрнберге, по ней и научился толком читать, постепенно продираясь через колючий кустарник незнакомых слов.

А потом были игры во дворе северного города. Разумеется, в мушкетеров. Пацаны упрашивали мам и пап делать им плащи, шляпы, деревянные шпаги. Потом перешли на железные, из арматуры, тайком от родителей.

Был у Феликса товарищ, Пашка, по кличке Дракон, — года на три-четыре старше Росселя, — вредный и завистливый. Стоило Феликсу выйти во двор в новой шляпе или с какой-то особенной шпагой, через несколько дней у Пашки оказывалось то же самое, ну, то есть почти — очень похожее.

Россель обожал грызть орехи, у него это хорошо получалось — передние зубы у Феликса были большие и крепкие: после того как Пашка случайно ему их выбил, ему вставили новые, чуть больше чем надо. Дракон орехи ненавидел, потому что сломал об орех зуб в раннем детстве и чуть было не умер. Но через несколько недель после того, как Дракон узнал о любви друга к орехам, он снова их полюбил.

Иногда казалось, что Пашка и мушкетерское-то все любит, потому что хочет не отставать от Росселя, который, понятное дело, звался во дворе Д'Артаньяном и был прирожденным героем.

Со временем появилась у юного мушкетера своя Констанция Бонасье. Это была Маша Штальбаум из соседнего двора, тонкая черноглазая девочка с большой нотной папкой — Маша училась играть на виолончели и почти не гуляла во дворе.

Смысла нет рассказывать подробности этой детской любви. Феликс ни разу не поцеловал девочку, хотя он и она смотрели друг на друга так однозначно, что можно было предполагать самый счастливый исход, несмотря на то, что лет им тогда было по двенадцать-тринадцать. Разумеется, взгляды юных влюбленных, их редкие совместные прогулки и застенчивое держание за руки не ускользнули от Павлика Дракона, который хоть и злой был чувак, но неглупый…

Однажды Феликс вышел гулять поздно — вообще не собирался, уезжал с родителями за город. Но вернулись чуть раньше, и Феликс все-таки вышел. Как раз в это время Маша обычно приходила из музыкальной школы, и Феликс решил, что если встретит ее сегодня, то обязательно признается в своих чувствах. Маши все не было. Феликс решил, что она вернулась раньше.

Побродив еще немного по двору со шпагой, он никого из пацанов не нашел — наверное, разошлись по домам. Вряд ли кого-то отпустят так поздно, решил он. Надо было идти домой. И надо было. Так нет, захотел Феликс посмотреть на крыше, нет ли кого-нибудь там.