Стэн Барстоу - Джоби

— Разве тебе не было сказано, чтобы шел прямиком сюда и объяснил тете Дэзи, где задержался?

— Угу.

— Почему же ты не послушал?

— Забыл.

Тетя Дэзи негодующе фыркнула. Уэстон погрозил сыну ножом.

— Знаешь что, ты у меня не выкамаривай. Ремня захотел? Тетя Дэзи изо всех сил старается нам помочь, а ты ее расстраиваешь? Мало нам огорчений, что мама в больнице, так еще ты будешь подбавлять! Слышишь, что тебе отец говорит?

Джоби кивнул.

— Тогда подумай над моими словами. Не то покажу тебе где раки зимуют.

— Я думаю, он очень тревожится из-за своей мамы, — сказала Мона. — Верно, Джоби?

— С какой это стати ему тревожиться? Я говорил, у нее все идет нормально. А вот она как бы действительно не начала тревожиться, когда узнает про его художества.

— Ты ей не говори, пап, — взмолился Джоби. — Не скажешь?

— А что я, по-твоему, должен сказать, если она будет спрашивать, как ты себя ведешь?

— Я не хочу, чтобы она расстраивалась.

— Почему же ты раньше об этом не подумал, а?

Где-то в этих взрослых рассуждениях таилась погрешность, хотя Джоби и затруднился бы определить, какая именно. Во всяком случае, получалось, что из чувства долга люди большей частью непременно должны доставить другому человеку неприятность.

— Ты собираешься к ней сегодня?

— Да. И тетя Дэзи со мной поедет.

Джоби подумал.

— Если я напишу ей письмо, ты передашь?

— Это можно, — согласился Уэстон.

— Вдруг она мне тоже ответит что-нибудь.

— Ну-ну. Почему бы и нет.

— Что ж, ехать так ехать, — сказала тетя Дэзи. — Опаздывать тоже нет смысла.

— О грязной посуде можешь не думать, — сказала Мона. — Я все вымою.

— Ты мой, а я буду вытирать, — сказал Джобин отец. — Вдвое быстрее пойдет дело. Да и потом, особенно торопиться некуда. На двухчасовом автобусе вполне успеем доехать вовремя.

— Да? Тогда пойти разве прилечь минут на десять, — сказала тетя Дэзи. — Люблю, грешница, прилечь отдохнуть в воскресный день.

Тотчас после обеда тетя Дэзи удалилась наверх вздремнуть, а отец последовал за Моной на кухню мыть посуду. Джоби, взяв лист чистой бумаги, подсел к столу и принялся грызть карандаш, соображая, как составить письмо матери. Наконец письмо было написано и вложено в конверт, полученный от Моны: оставалось лишь вручить его отцу, чтобы тот не позабыл о нем впопыхах. В коридоре у лестницы Джоби остановился заклеить конверт, потом приложил его к стене и надписал: «Маме». Слышно было, как на кухне отец переговаривается с Моной; вдруг Мона ойкнула и залилась мелким смехом, будто ее кто-то щекотал.

— Пусти сейчас же! Ведь обоим не поздоровится…

Джоби никогда не слышал, чтобы Мона так разговаривала с его отцом. Они, наверно, не знали, что он стоит так близко. Дверь судомойни была слегка приоткрыта; он сделал несколько шагов по плетеному толстому коврику у подножия лестницы и заглянул в щель, откуда доносился Монин голос.

— Да образумься ты! С минуты на минуту спустится мама! За стенкой Джоби сидит!

В большом зеркале на стене судомойни, перед которым обычно брился дядя Тед, Джоби увидел отражение: его отец и Мона стояли вплотную лицом друг к другу. Отец нагнулся и поцеловал Мону в губы. Она оттолкнула его.

— Перестань, ты что — сдурел?

Джоби неслышно вернулся назад в гостиную. Не успел он сесть за стол и подвинуть к себе комикс, как вошла Мона.

— А-а, значит, уже написал письмо? Быстро!

— Оно короткое получилось, — сказал Джоби.

— Ошибок не насажал, будем надеяться?

— Я пишу без ошибок. По письму всегда был на первом месте в нашем классе.

— Нет, у меня беда с правописанием, — призналась Мона. — И вообще, я ненавижу писать письма. Никогда в них не скажешь ничего путного.

— А где папа?

— Он там умывается под краном… Что бы нам с тобой на сегодня придумать интересное? Хочешь, давай прокатимся с ними на автобусе и погуляем по парку, пока они будут в больнице.

— Но тетя Дэзи вроде велела, чтобы я шел в воскресную школу?

— Ах да, совсем забыла! Правильно, сходи. Будешь пропускать раз за разом, лишат награды.

— Все равно мне туда неохота, — сказал Джоби.

Вошел Уэстон, стирая тыльной стороной руки приставшие к подбородку ворсинки от полотенца.

— Куда это тебе неохота? Делай, что велят, и хватит рассуждать — охота, неохота! Письмо у тебя готово?

Джоби дал ему конверт.

— Ты только не забудь ей отдать, ладно? И попроси, чтобы написала ответ.

— Не знаю, будет ли у нее время при нас заниматься письмами, — сказал Уэстон. — В крайнем случае напишет, когда мы уйдем, а в следующий раз передаст.

— Спроси, может, она знает, когда ее отпустят домой.

— Да, поглядим, что ей про это известно.

На лестнице послышалась тяжелая мерная поступь тети Дэзи; Джоби выскочил на улицу и направился к центру городка. Воскресную школу он посещал не при теткиной церкви, а при своей — вернее, это у них дома только говорилось так: «наша церковь»; его мать последнее время бывала там все реже, а отец и вовсе никогда не относился к числу усердных прихожан. По дороге Джоби встретились Гэс Уилсон и Томми Мастерман. Они сидели на заборе и по очереди прикладывались к бутылке лимонада. В воскресную школу ни тот, ни другой не ходил, и в этот великолепный солнечный день нельзя было не позавидовать их вольному житью. Обойти их стороной Джоби не мог; у него мелькнула мысль, не удалось ли им пронюхать заранее, что он пойдет этой дорогой, — не подстерегают ли они его, чтобы вынудить довести до конца вчерашнюю драку. Но нет, они поздоровались с ним вполне беззлобно.

— Здорово, Джоби. Ты далеко?

— В воскресную школу.

— На кой?

— Значит, надо.

— Дружка-приятеля своего давно видел?

Ну, это еще неизвестно, будет ли Снап ему теперь приятелем, после того, как вчера сбежал, едва лишь учуял неладное.

— Вчера видел. А что?

— Ты ничего не слыхал про его дядю?

— Нет. При чем тут его дядя?

— Он повесился.

Веселые шуточки придумывает Гэс Уилсон.

— Остряки. — Он перевел взгляд с Гэса на Томми и вдруг почувствовал, что на этот раз они не шутят.

Гэс помотал головой.

— Вот те крест. Вчера вечером на подтяжках повесился в уборной.

— Слушай… с чего это он?

— А я знаю? Возможно, записку оставил, тогда будет ясно.

Джоби не так уж часто бывал у Снапа и видел Снапова дядю всего несколько раз. Худой, с темными, рано поредевшими волосами, неразговорчивый — не считая тех случаев, когда сцеплялся с зятем, ну и, надо полагать, когда рассказывал племяннику о гражданской войне в Испании. Правда, у Снапа никогда не поймешь, где кончается то, что ему рассказали, и начинается то, что насочинял он сам.

— Говорят, это Снап его нашел, — продолжал Гэс. — Пошел в уборную, открывает дверь — а он висит. На подтяжках. — Он протянул Джоби бутылку с лимонадом. — На, глотни — хочешь?