Юкио МИСИМА - НЕСУЩИЕ КОНИ

После обеда и короткого отдыха Хонда в сопровождении одного из жрецов начал подниматься по утопающей в зелени храмовой дороге, через несколько минут они подошли к одному из храмов — Саги. Правильное название его звучало много длиннее, указывая на посвящение буйному, свирепому духу; здесь было положено совершить молитву и пройти очищение перед тем, как подниматься на Гору.

Окруженный устремившимися ввысь криптомериями храм, крытый корой кипарисовика, производил ощущение священного места, где смиряется буйный дух; над крышей высоко поднимались тонкоствольные сосны, напоминавшие длинноногих подвижных воинов былых времен.

После обряда очищения жрец поручил Хонду заботам пожилого вежливого проводника, обутого в матерчатые сапоги. Здесь у начала подъема они впервые увидели венок из диких лилий.

— Это к завтрашнему празднику?

— Да. Здесь на Горе три тысячи штук никак не набрать, собрали в ближайших храмах и уже поставили в главном храме, где будет проходить праздник. Студенты, участвовавшие сегодня в соревнованиях, в дар богам повезут цветы на повозке в Нару.

Проводник, предупредив, чтобы Хонда был осторожен на скользкой от вчерашнего дождя дороге, пошел впереди.

Подножие горы Мива, имеющей в окружности около двенадцати километров, расширялось за счет долины Цукумо, обнимавшей запретную территорию, которая включала западную часть Горы позади Главного храма и долину Омия. На плато справа просматривалась заповедная часть, и стволы тонких сосен, растущих в густой некошеной траве, в лучах послеполуденного солнца поблескивали, как агат.

В запретной части деревья, заросли бамбука и папоротника, пронизывающий их солнечный свет — все казалось необычайно возвышенным и чистым. И цвет свежей земли у ямы, которая, по словам проводника, была вырыта кабаном, рисовал в воображении древнее животное, воплощавшее неведомое племя.

Однако сама Гopa, по которой ступали их ноги, не вызывала ощущения божественного присутствия. Хонда, который, удивляясь легкой походке проводника, едва поспевал за ним, то и дело вытирая пот, радовался тому, что деревья преграждают дорогу солнечным лучам, становившимся после полудня все жарче.

Он был укрыт от солнца, и земля под ногами постепенно становилась тверже. На горе во множестве росли священные деревья сакаки: молодые деревца с более крупными, чем у их городских собратьев, листьями там и тут в тени темной зелени были усыпаны белыми цветами. Хонда с проводником добрались до водопада «Солнца, луны и звезд», воды которого бурно низвергались с высоты. Вид на водопад наполовину скрывала маленькая хижина, предназначенная для тех, кто совершал ритуальное омовение. Считалось, что у водопада лес самый густой, но везде было полно света, создавалось впечатление, словно ты заключен в солнечную корзину.

Поднимавшаяся к вершине дорога становилась труднее. Они карабкались по круче, опираясь на скалы и цепляясь за корни сосен, только было начиналась достаточно ровная дорога, как опять показывалась каменная круча, ярко освещенная послеполуденным солнцем.

У Хонды прерывалось дыхание, пот лил ручьями, и в опьянении своего подвижничества он ощутил предчувствие надвигающегося чуда. Это было бы закономерно.

Взору открылась долина, где толпились сосны, имеющие более трех метров в обхвате. Гниющие сосны, обвитые лозой и диким виноградом, были кирпичного цвета. Криптомерию, повисшую над кручей, паломники, почувствовав присутствие божественного, обвили веревкой симэнава и сделали обителью бога — рядом стояли подношения. Ствол дерева с одной стороны был цвета зеленой меди от покрывавшего его мха. По мере приближения к горной вершине, деревьев и кустов, где обитали боги, становилось все больше, казалось, сама природа олицетворяла бога.

Вот крона высокого вечнозеленого дерева роняет под ветром бледно-желтые цветы, и полет этих цветов, пронзающих пространство между деревьями в безлюдном месте глубоко в горах, неожиданно, словно освещенный электрическим светом, озаряется присутствием божественного духа.

— Еще немного. Там уже вершина. Скальная обитель и храм Кономия, — показал рукой проводник, он даже не запыхался.

Обитель возникла на крутой дороге совершенно неожиданно.

Груда огромных бесформенных камней — местами острых, местами с изломом — высилась, словно остов потерпевшего крушение гигантского корабля, обвитая кольцом двух переплетенных соломенных жгутов, отгоняющих злых духов. Это нагромождение каменных обломков, лишенных всякого подобия правильной формы, по виду никак не укладывающееся в представление о привычном порядке вещей, образовалось в глубокой древности определенно в результате ужасной катастрофы.

Камни, будто враги, сцепились между собой, а потом этот гигантский клубок обрушился и раскололся. Отдельные камни раскатились по пологому склону. Все это было так непохоже на мирную, божественную обитель, это скорее напоминало следы битвы, последствия страшного потрясения; разве может столь измениться заведенный порядок в месте, где хоть единожды побывал бог?!

Солнце безжалостно освещало мох, лишаями покрывавший камни, в этом месте сразу ожил ветер, и окружающий лес нежно зашелестел.

Храм Кономия, построенный прямо над этим скоплением обломков, находился на отметке 467 метров, скромный облик его маленькой простой молельни усмирял ужас, испытанный при виде хаоса обители. Небольшие, но отчетливо видные, рельефно изображенные рыбы в окружении зеленых сосен под крышей, походившей своей формой на соединенные ладони, бесстрашно цеплялись друг за друга и напоминали налобную повязку хатимаки.

Хонда отдал дань почтения богам, совершив молитву, отер пот и с разрешения проводника закурил там, где курить запрещалось, глубоко затягиваясь дымом. Давно не испытываемая физическая, подобающая молодым нагрузка, удовлетворение от того, что он как-то с ней справился, освободили душу, и здесь, в божественном присутствии, которое явно чувствовалось в шуме пробегающего по соснам ветра, он ощутил, что способен поверить в самое невероятное.

Может быть, из-за сходства рельефа и из-за высоты Хонда вдруг вспомнил, как девятнадцать лет назад он летом поднимался на гору, что возвышалась позади «Приюта на крайнем юге». Тогда они с Киёаки еще в душе посмеивались над тем, как сиамские принцы, увидев в просвете между деревьями статую большого Будды в Хасэ, сразу опустились на колени и молитвенно сложили руки: теперь бы он точно не стал над этим смеяться. С шумом колышущий листву ветер на мгновение стих, и словно закапала тишина; в ушах стоял только шелест крылышек оводов. Сияющее небо, пронзенное пиками верхушек криптомерии… Плывущие облака… Листва деревьев, сквозь которую пробиваются солнечные лучи… Неожиданно для себя Хонда ощутил прилив счастья. Даже такое, с легким, беспричинным, словно мятным привкусом горечи ощущение счастья было для него редким.