Андрей Никулин - Запойное чтиво

- Нотации после завтрака, - и я пошёл умываться.

Я частенько ночевал в этом доме и поэтому все туалетные принадлежности здесь имелись. Я вынул из стаканчика свою зубную щётку, и выдавил на неё пасту «Лакалют». Тюбик был полный, «бабушки» этой «моей» пастой не пользовались, они считали, что слишком дорого. «Бабушки» - это мои мать и тётка, мои самые дорогие и любимые люди на свете. За их благополучие я любому перегрызу глотку. Это единственные люди, которые не разу меня не предали. И я готов выслушать всё, что они мне приготовили этой бессонной (наверняка) ночью. Жаль, что скорее они всего не поймут меня, своего великовозрастного, но до сих пор не определившегося по жизни, сына и племянника.

Мои мать и тётка, несмотря на то, что родные сёстры, очень разные люди. Разные по характеру и по восприятию жизни, хотя разница в возрасте всего два года. Даже внешне, особенно в молодые годы, были непохожи друг на друга. Только теперь, на восьмом десятке, у них во внешности стали появляться общие черты. Они теперь как две капли воды похожи на свою мать, мою бабушку. Бабушка, для которой я был, как сейчас модно выражаться «наше всё». Я воспитывался в семье, где были одни женщины. Отец сильно пил и когда мне было 14 лет, мать развелась с ним. Дедов я своих не помню, да и жив то был, когда я родился, только дед по отцовской линии. Дед Фёдор, отец матери и тётки, погиб в 1941 году, но не на фронте, а здесь в городе, тогдашнем Горьком. Он был начфином армейской части и однажды когда вёз большие деньги, был ограблен и убит обыкновенными бандитами, прямо на въезде в город. С началом войны, надо полагать, повылезала всякая мразь из своих щелей. Естественно участником войны дед не считался, хотя и погиб на боевом посту. Дед Александр, отец моего неприкаянного папы, тоже не был на фронте. Он сидел в тюрьме за растрату, кто – то подставил его, бухгалтера. Так что все воспоминания о войне в моей семье сводилось к рассказам моего отца, как он мальчонкой падал со своей кроватке на пол при бомбёжке. Тыловой город Горький тоже бомбили, особенно в первые годы войны. Умер дед от инфаркта, когда я был совсем пацаном. Я вот сейчас подумал про своих дедов, и меня осенило: они оба пострадали из-за денег, оба работали по финансовой части. И я имел большие неприятности из-за денег, точнее больших долгов. Долги эти я наделал, когда неудачно и неумело занялся бизнесом в 90-ых (а кто тогда не полез в бизнес!). И хотя долги эти я делал не один, но вот расхлёбывать всю эту кашу пришлось одному. И вот и деды пострадали не за свои кровные. Вот вам и причинно-следственная связь, господа! Да, какие только мысли не приходят в голову с похмелья!

Ну, да я отвлёкся. Так вот – мать и тётка совсем разные. Практичная, где - то даже приземлённая, с хорошим здоровьем маман, и несобранная, не в меру романтичная и, к сожалению не очень здоровая тётка. Мать всю жизнь проработала на заводе, была за мужем и родила сына (меня то бишь), тётка служила в конторе секретарём – машинисткой и не была замужем. Они читают разные книги, смотрят разные телепередачи, но у них в жизни есть одно общее – это любовь ко мне. Это цель их жизни – моё благополучие. Во всех моих радостях и печалях они рядом. И я стараюсь об этом не забывать. Очень стараюсь. И вот сейчас мне придётся выслушать их, ну, как бы это помегче выразить, опасения что ли, по поводу того, что я вчера пришёл пьяным. Мои непростые отношения с алкоголем, для них притча во языцах.

Но пора уже выходить из ванной. Я закончил бритьё, станок с запасом лезвий у меня тут тоже имеется, ополоснулся холодной водой и стал обильно орошать себя одеколоном. Настроение было под стать ощущениям в желудке. Блевотное. «А опохмелиться то у них наверняка нет, ничего. Так что надо для приличия что – нибудь быстренько проглотить и линять. Да и не мешало бы занять денег, а то домой в такую рань появляться не стоит, наверняка жёнушка ещё не уехала», - дальше тянуть со своим выходом не было смысла, и я решительно вышел из ванной.