Ирина Андрющенко - Меня зовут Бригантина

Мы молчали, потрясенные. Брыся заплакала и прижалась к моей ноге.

— За что? — неожиданно сиплым голосом спросила я. — За что их так?

— За то, что они — собаки, — усмехнулся Лоран.

Он рассказал нам, как два месяца назад они с Дианой решили взять из какого-нибудь приюта пару больших собак для охраны фермы, а заодно сделать доброе дело.

Обзвонив окрестные ассоциации, они случайно попали на ту, которая занималась спасением гальго. И им рассказали печальную историю этих собак.

По старинной испанской традиции, как только собака начинает проигрывать соревнования, ее лишают жизни — вешают на тонких проволоках в лесу. Те, кто бегал хорошо, имеют право умереть относительно быстро, но тех, кто не оправдал надежд хозяина, вешают так, чтобы задними лапами они касались земли. Этот способ называется «пианист»: пытаясь найти точку опоры, собака переминается с лапы на лапу, но потом все равно умирает, только гораздо дольше и мучительней.

Хозяин, который не хочет вешать своих собак, выгоняет их на улицу, где они гибнут от голода. Еще их кидают в заброшенные колодцы или подвалы, где с ними расправляются полчища крыс. А иногда гальго сжигают живьем. И все это происходит в двадцать первом веке в Андалузии, Экстрамадуре и Кастильи…

Услышав все это, Лоран тут же решил действовать. Сотрудница сказала, что они как раз привезли новых собак, и, если Лоран сможет обеспечить должный ветеринарный уход, ассоциация готова передать ему даже больных животных.

Они поехали в приют и выбрали двух сук, Куки и Нану, а потом, увидев малышку Сону, забрали и ее. Первые дни Диана все время плакала, а Лоран с трудом сдерживал слезы. Но потом они привыкли, да и гальги стали поспокойней. Но ни Куки, ни Нана даже не пытались поиграть с Соной, которая, несмотря на пережитое, оставалась обычным щенком. Лоран как раз подумывал о том, чтобы взять еще одну собаку — Соне для компании.

Слушая рассказ Лорана, Брыся так безутешно рыдала, что мне пришлось взять ее на руки. Я не была готова отвечать на ее вопросы об испанских традициях. Хорошо еще, что она ничего не знала про корриду и ослов, которых по праздникам сбрасывают с колокольни.

— Брыся, — прошептала я ей на ухо, — пойди, поговори с ними.

— А можно? — спросила она, горестно всхлипнув.

— По-моему, нужно, — ответила я и поставила ее на землю.

Она неуверенно приблизилась к вольеру и просунула морду между балками.

— Эй! — тихо позвала она.

— Чего тебе? — сипло ответила Куки.

— Как дела?…

— Как видишь… — вздохнула Нана. — У Соны вот хвост болит. Вернее, то, что от него осталось. Мы-то взрослые, а она — совсем щенок. Жалко.

— Я не щенок! — возмутилась Сона и потрясла обкусанными ушами. — Я — взрослая собака!

— Вот-вот! — оживилась Брыся. — Когда я была такой, как ты, я тоже всем твердила, что я взрослая, но мне почему-то никто не верил!

— А ты кто? — спросила Сона. — Ты тоже охотничья?

— Меня зовут Бригантина, — ответила Брыся. — Я охотничья, но не охочусь. То есть, охочусь, но на ворон или на богомолов в саду. Я их выслеживаю и пугаю. Но это не считается, потому что понарошку.

— Везет! — вздохнула Куки. — А мы вот свое отбегали…

— Зато вы теперь можете гонять овец и коз! — с воодушевлением сказала Брыся. — По-моему, тут есть, где разгуляться…

— Ты не понимаешь, — серьезно сказала Нана. — Мы больше не сможем разгуляться. Никогда.

Брыся обернулась, и я жестом подозвала ее. Когда она села у моей ноги, в ее глазах опять блестели слезы.

— А они теперь всегда такими будут? — спросила она.

— Нет, Брыся, они выздоровеют и опять научатся верить людям. То, что они пережили, конечно, ужасно, но это не означает, что они будут страдать всю жизнь. Понимаешь?

— Понимаю, — вздохнула она. — А что можно сделать для остальных? Тех, которые там остались? Ты можешь что-нибудь сделать?

Она смотрела на меня с такой надеждой, с какой только собаки могут смотреть на своих хозяев.

— Могу, — твердо сказала я. — Обещаю.

Брыся попрощалась с гальгами до завтра. Совершенно обескураженные увиденным, мы побрели вслед за Лораном обратно в дом. Он рассказал нам про то, как по окончании сезона сотни брошенных гальго бродят по улицам в поисках пищи, как они дерутся между собой за жалкие крохи, как поедают собственных щенков. Я слушала его и не могла поверить, что все это происходит в стране, считающей себя цивилизованной.

— Лоран, а чем им можно помочь? — спросил ЖЛ.

— Да чем угодно! — ответил Лоран. — Подписывайте петиции, посылайте одеяла, простыни, корма… Можно, например, просто денег послать. В конце концов, можно гальго себе взять.

— Мама-а-а, — тут же заныла Брыся, — давай возьмем! Лучше двух! Я буду их веселить, а они будут быстрее выздоравливать!

— Нет, Брыся, — грустно сказала я, — мы пока не можем взять вторую собаку, не говоря уже о третьей. А вот послать в ассоциацию какие-нибудь вещи — это запросто.

— Я могу им отдать голубого ослика! — воодушевилась Брыся. — Пусть играют! И мишкину голову, и мячики!

— Не жалко? — спросила я. — Это же твои любимые игрушки!

— Но если не я, то кто? — ответила она, глядя мне прямо в глаза. — Кто?

Я молча погладила ее по голове, потому что ответа на этот вопрос не существовало. Действительно, если не мы, то кто?

Наступила осень. В Компьеньском лесу желтели и облетали листья, и все чаще раздавался звук горна — охотничий сезон был уже открыт. По ночам мы слушали брачный рев оленей: им было не до охоты, у них был сезон любви. Но охотников любовь не интересовала.

Мы с Брысей отправляли посылки в ассоциацию по спасению гальго, подписывали петиции и просматривали сайты в поисках новостей. Узнав, что в Испании приговорили к большому штрафу одного из собачьих палачей, мы устроили праздник.

На ферму к Лорану мы теперь ездили гораздо чаще, чем раньше. Сона очень радовалась играм с Брысей. Первым делом Брыся научила ее незаметно подкрадываться сзади к Куки и Нане. Те сначала пугались, но потом привыкли и только подыгрывали. Но этим Брыся не ограничилась и теперь подначивала старших на всякие глупости.

Со временем гальги набрали в весе и перестали быть похожи на ходячие скелеты. Шрамы затянулись, но в глазах по-прежнему была хоть и лояльная, но тоска. Куки и Нана играть не хотели, и поначалу у Брыси ничего не получалось. Лишь малышка Сона теперь мастерски таскала со стола вкусные куски и рылась в помойке. Куки и Нана не сдавались. Брыся целыми днями ломала голову над тем, как заставить их быть настоящими веселыми собаками.

— Ну, вы обе даете, — говорила она, — разве можно так жить? Лежите целыми днями на террасе! Не воруете, журналов не рвете, даже мышей не ловите! Скучно с вами!