Сборник Сборник - Диско 2000 (сборник)

Увидев друг друга, всегда испытываешь это волнение, как будто это настоящее свидание: два человека встречаются, пытаются оценить свои возможности, как будто нет семи лет общей истории, любви, раздражения, семи лет в одной ванной. Что бы там ни было, я бы не хотел менять эти семь лет. Но это предательское волнение всякий раз производило на меня эффект тайной ласки под столом.

Трев уже сидел за столиком, он успел взять эспрессо и косяк. Чашка была наполовину пуста, а косяк все еще лежал нетронутый. Его волосы были собраны в небрежный хвост, переносица запачкана карандашом. Целый день он провел за эскизами Goth Squad, комикса, который он делал чисто ради денег. В целом неплохая серия, но автором была тяжеловесная рок-дива из Миннеаполиса, которая продолжала оставлять Тревору беззубые заметки на полях с тех самых пор, как увидела его работу в "Комикс Джорнал". Мне это казалось ужасно смешным, но Тревор не усматривал здесь никакого юмора.

Его утомленно-выжидающая мина прояснилась, стоило мне появиться. «Привет», — сказали мы одновременно, я, усаживаясь, а он приподнимаясь, и мы обменялись легким поцелуем. Несколько туристов посмотрели на нас дикими глазами, но они знали, что находятся в Амстердаме, а значит, раскуривая свой дозволенный косяк, обязаны Проявлять Терпимость.

Я подошел к бару, с удовольствием ощущая взгляд Тревора у себя за спиной, и, обратившись к чернокожей барменше с синими волосами: "Een Heineken, stublieft", — заказал пиво.

— Nee bier, — ответила она немного раздраженно.

— Oh ja-ах, да извините.

Несколько лет назад вышел закон, запрещающий продажу марихуаны и алкоголя в одних и тех же заведениях, думаю, чтобы заставить беспредельщиков перемещаться из точки в точку. Туристы об этом правиле не знали, а иноземные курильщики просто забывали. Я взял стакан газированной минералки себе и еще кофе для Трева. Повернувшись, я увидел как высокий крашеный блондин в черной коже наклоняется к Треву и приветственно целует его в обе щеки.

— Франц Кафка, сукин сын, — сказал я, подходя к нему сзади.

Он обернулся ко мне, изобразив оскал, перед которым спасовала бы и акула. Я и сам подался назад, чтобы избежать его лобзаний — не потому что он мне не нравился, а потому что у меня всякий раз в таких случаях возникало желание взять парня за задницу. Такие уж от него исходили флюиды.

— Я рашден убиивать и любиить, — заорал он, словно желая подтвердить мой тезис. Весь коффи-шоп обернулся, чтобы оценить автора этого заявления, но блестящие черный глаза Франца были устремлены на меня. " Уау, Цак, как приятно вас цвай видець сдесь, на працднике нового тысячелетия!"

— Уверен, что ты сможешь нам в этом помочь, Франц, и почему бы тебе не присесть?

— Я слишком возбужден, не могу садиться. Мне и стоя хорошо!

Вертясь и жестикулируя, он продирался сквозь толпу, болтая между делом, зажигая потухший треворов косяк, который, как оказалось, на половину состоял из не до конца раскрошенного черного гашиша. И он наполнил нас своими историями, рассказывая обо всем, что с ним случилось с тех пор, как он в последний раз был в городе.

Франц был признанным фэшн-дизайнером, и можно было ожидать, что за признанием придет известность: он и его гораздо более деловая сестра Виктория открыли линию женской одежды, ювелирных украшений и косметики, ставших во всем мире мощнейшими символами социального статуса. Но на Франца нельзя было рассчитывать ни в чем, кроме вдохновения. Он был способен исчезнуть из своей штаб-квартиры в миланском квартале Каффка, инкогнито, без какого либо сопровождения, прихватив лишь два десятка кредитных карт, чтобы всплыть несколькими днями или неделями позже где-нибудь, скажем, в Амстердаме в новогоднюю ночь 1999.

Он искал общества других дизайнеров, но не тех, что делали одежду, украшения или косметику. В массе своей, они казались ему скучнейшей публикой. Францу нравились химики.

Он любил разного рода ученых, поэтому он их коллекционировал. Он считал, что наш талант имеет электрическую природу, в то время как его и Тревора был подобен акварельному мазку на шелковом отрезе. Именно так он и выражался. Но больше всего ему нравились чердачные алхимики и подвальные кудесники, которые смешивают всякие эзотерические и нередко смертоносные ингредиенты, создавая не золото, а кайф. Франц коллекционировал драг-дизайнеров и, возможно, даже субсидировал, хотя он мне об этом никогда не говорил, а я не спрашивал. А еще я знал, что для этой ночи он припас что-то совершенно особенное.

Когда мы добивали хэш, я почувствовал, как у меня в кармане, у левого яйца, завибрировал пейджер. Я не хотел таскать с собой эту штуку, но я пришел прямо с работы, из Ноорда, и мне не хотелось тащиться домой на Регулирсрахт, чтобы бросить вещи.

Сообщение было от Пита из Системс Центрум Европа, компании, для которой я много работал фрилансером. Я хотел проигнорировать пейдж, но потом мне стало жалко парня. Он сейчас сидит там в силиконовой конторе, в самый канун нового Года, и бегает к телефону-автомату, только чтобы посмотреть, что интересного происходит вокруг.

Ничего интересного. Когда я вернулся к столу, Франц, иллюстрируя какое-то рассуждение, описывал руками огромные круги, выкрикивая: " Sunday, bloody sunday! " Я нырнул в кресло у него за спиной.

— В чем дело? — спросил Тревор.

— Так, тоска.

— Нет, ты рацкажи, — настаивал Франц, и было видно, что ему действительно интересно.

— Ну, понимаешь, некоторые люди убеждены, что все компьютерные сети выйдут из строя ровно в полночь. Понимаешь, машины не распознают изменение в датах, потому что летоисчисление в компьютере — бинарное. Так предполагают, что машины примут новый год за 1900, и сойдут с ума, каждая по-своему.

— Да, я слышал об этом, — Франц кусал губы. — Но я слышу об этом уже много лет.

— И они знали об этом уже много лет назад, но никто не знает, как с этим можно справиться. Пит с командой техников следит за их маленькой системой, и они хотят быть готовыми к… — я пожал плечами. — В любом случае, техники потратили последние пять лет на то, чтобы спрогнозировать, что именно должно случиться, сами о том не догадываясь.

— Но у тебя, как всегда, есть идея, — Франц направил на меня свой безупречно наманикюренный отполированный ноготь. — Так что же цлучица в полночь с компьютерами, Цак?

— Возможно, многие выйдут из строя, но я не думаю, что самолеты начнут сыпаться с неба, как предсказывают апологеты апокалипсиса, потому что люди могут это контролировать вручную. Но я уверен, что многие записи полетят к чертовой матери и надолго.

— Записи чего?

— Всего.

— И ты не хочешь помочь, — поинтересовался Франц, еле сдерживая изумление. — Я думал…

— Выхода нет. Сначала я хочу увидеть, что произойдет, а потом думать, чем я могу помочь.