Эрик Нёхофф - История Фрэнка

Нужно было ждать. В юности он был очень худым — просто адамово яблоко на проволочке. Располагаясь позади, оркестр Гарри Джеймса пожирал все пространство. Узел бабочки душил его. Он носил клетчатые пиджаки с надставленными плечами, широкие брюки, в которых еще больше походил на скелет, огромные костюмы с широкими лацканами, начищенные до блеска полуботинки. В том, что касается внешнего вида, он уже был вполне готов. На сцене он чувствовал себя так вольготно, что это было почти нечестно. Он всегда делал сухое быстрое движение — щелкал пальцами. Бесконечно вертелся, стараясь найти верный тон, ноту, что наиболее точно выражала бы страдания ушедшей любви. Цель одна: разбить вам сердце. Сказать, что он едва не поменял имя на Фрэнки Трента, а Гарри Джеймс хотел назвать его Фрэнки Атлас. И что потом?

Его имя появилось на афишах, оно становилось все крупнее и крупнее. В зале «девочки в гольфах» — на грани истерики. Он был на седьмом небе. Его цель — поставить мир на колени. И он добился своего. Схватил удачу за горло. И больше ее не отпустит. Послушайте крики этих дамочек. Посмотрите, как пресмыкаются перед ним за кулисами. Возбужденные девчонки осаждали его дом в Хэсбрук-Хайтс, оставляя следы помады на стенах. Зимой фанатки хранили в морозильниках следы его ботинок на снегу. Круглый год собирали пепел его сигарет, подбирали с пола в парикмахерской пряди его волос. Каждую неделю из почтового ящика вываливалось пять тысяч пламенных писем. В 1944 году Рузвельт сказал ему: «Знаете, мне казалось, что женщины потеряли способность падать в обморок: я счастлив, что вы вернули им вкус к этому». Разве это не победа? Фабрика грез начала набирать обороты.

Он наблюдал за Бингом Кросби, изучал его фильмы буквально с лупой в руках. Это не сложно, достаточно лишь подражать ему — остальное приходило само, как награда. И Перри Комо так начинал. И Дин Мартин. Все начинали так. Ученик Синатра так хорошо усваивал уроки, что быстро превзошел своего учителя. Вместе они сыграли в фильме «Высшее общество» с Грейс Келли. Восхищенный вздох Бинга Кросби: «Подобный талант можно встретить только раз в жизни. И нужно же было ему свалиться прямо на меня?»

Синатра стал новой религией Америки. Он дал клятву стать величайшим певцом в мире. Когда он выходил на сцену, от него исходило нечто сакральное. Он создал свой стиль. Его губы источали чудеса и ласки, слезы и колдовские чары, обманы и признания. Неуловимые вибрации, бесконечные мурашки по коже, прикосновения тайны, акценты ностальгии. Тембр голоса — невозможно было найти ничего совершеннее. Эта экспрессия, эта жадная страсть. С вами говорил типичный американский продукт. Хобокен, Лас-Вегас, Голливуд. Мафия, Белый дом и «Репрайз Рекордс». Ему хотелось, чтобы вы не просто слушали песню, — он как бы сажал вас за лучший стол, подавал лучший коктейль, знакомил с лучшей девушкой. Вот, какими были песни Синатры; такие образы дает иногда народное искусство, они похожи на разновидность любви. При этом Синатра был не просто совокупностью своих песен и побед, а чем-то гораздо больше. Его имя и вся его жизнь больше не принадлежали ему. В истории Синатры появилась грусть. Конечно же, его обожали. Он был ангелом нежности. Но еще о нем говорили: «сомнительный», «подозрительный», «печально известный», «спорный», «неясный». В его голосе звучала магия, благородство, чистота. А за этим скрывались насилие, шантаж, предательство, лжесвидетельство, коррупция. Настоящий сукин сын. Никогда и никому он не позволял увидеть в себе человека потерянного и уязвимого, каким, по всей видимости, и был. Вы не представляете, что значит быть постоянно на виду: это ад. В первой половине ХХ века в Соединенных Штатах он владел разными способами продавать себя. Просто лучше других умел выкручиваться — вот и все. Песня не имеет ничего общего с порядочностью. Кто-то может возразить против этого?

В двадцать лет я восхищался де Голлем и «Роллинг Стоунз».

В тридцать лет — все еще де Голлем. Что касается «Стоунз», мне уже приходилось себя заставлять.

В сорок лет я любил де Голля и Синатру. Мик Джаггер, я держался, сколько мог, но теперь глушу мотор. В конце концов, я предпочитаю старого беззубого Кита Ричардса с наждачным голосом, кольцами и банданой на голове. Де Голль больше не нуждался во мне: он уже и так небожитель. Рок — дурацкая вещь. Надменность и тотальное наплевательство — качества, как у йогурта: у них свой срок годности. С определенным возрастом неприятные физиономии должны исчезнуть. Перевожу: спрятаться или умереть — захлебнуться в рвоте, протаранить дерево, разбиться на самолете. При этом просто умереть недостаточно. Важен способ. Поэтому Элвис и прозевал свою остановку. Сердце не выдержало, слишком сильно разогнав драндулет: и это — рок-н-ролльный подход?

Не выходящий из моды Синатра держал удар.

Первый смокинг обошелся ему в двадцать долларов. У него было семь килограммов волос на голове. Сверху накладывался слой «гомины» [4] «Гомина» — аналог брильянтина. До появления геля мужчины им зализывали волосы. . Уши были огромны. Только их и было видно. Он был в отличной форме. Будущее — он слопает его сырым.

Посмотрите на него. Похож на человека, довольного тем, что может себе позволить одеваться, как милорд. Шляпа появится позже. За костюмом вскоре последует смокинг. Особо ревнивые будут подозревать, что он себе в ботинки вставляет прокладки. Видно, что он любил шмотки. Внимательно относился к тому, что носит. Что одежда могла рассказать нам о Синатре?

Никаких солнечных очков. Они для мафиози и светских дам. Этот аксессуар создали для того, чтобы скрывать слезы или фонарь под глазом, чтобы выделиться или не быть узнанным, замаскировать глаза, замутненные похмельем. Фрэнк смеялся над этим всем. Он никогда особо не плакал, и уж каким-то несчастным очкам нипочем не помешать людям узнать его. Алкоголь? Все его друзья подтвердили бы — алкоголь он переносил как никто другой. В драках за то, чтобы уберечь его от ударов, отвечали его сторожевые псы. Кому-то удастся украсить его синяком после дождичка в четверг. Он держал себя в форме.

Его знаменитая шляпа «кавано» стала его символом. Он в ней предстает на обложках практически всех своих дисков. Шляпа, чуть сдвинутая на затылок («эх ты, шляпа!» — стоит чуть-чуть ослабить внимание, и моим пером овладевает Раймон Бюссьер из «Золотой каски»), левая рука в кармане, развязанный галстук, он размахивает нотами.

В этом отношении обложка диска «Полетай со мной» — отличный образец стиля Синатры. Синий фон. В небе ни облачка. Справа можно различить трап и нос самолета. Стюардесса ждет наверху. На переднем плане Фрэнк сжимает пальцы женщины, которой вот-вот должен сказать «прощай». Другой рукой он делает такой жест, словно автостопщик останавливает машину. Это может означать: поверь, мне в самом деле нужно идти, — большой палец указывает на авиалайнер. Естественно, на нем головной убор. Зеленый галстук, красные пуговицы на манжетах.