Марио Пьюзо - Четвертый Кеннеди

– Я реакционер по отношению к левым и сторонник террора к правым, – заявил он. – Когда человек совершает то, что называется преступным действием, я рассматриваю это как грех. Я за исполнение закона. Человек, совершающий преступление, присваивает себе власть всевышнего над другим человеческим существом. Потом уже жертве решать – воспринимать ли это божество своей жизни, и когда жертва и общество поступают так, мы разрушаем их волю к выживанию. Общество и даже личность, – продолжал он, – не имеют права прощать преступление или облегчать наказание. Зачем поощрять тиранию преступников в отношении законопослушного населения, придерживающегося общественного договора? В случаях с убийством, вооруженным ограблением и изнасилованием преступник заявляет себя божеством.

– Так что, посадить их всех в тюрьмы? – улыбнулся Кристиан.

– У нас нет достаточного количества тюрем, – мрачно отозвался Питер Клут.

Кристиан показал ему последний статистический отчет по стране, подготовленный компьютером, и Клут изучал его в течение нескольких минут.

– Ничего не изменилось, – заявил он и вдруг разъярился. Поначалу Кристиан подумал, что он рехнулся, так много чего Клут наговорил.

– Если бы люди знали статистику преступлений, – ораторствовал он, – если бы только они знали о преступлениях, которые никогда не фиксируются статистикой. Грабители, уже ранее попадавшиеся, редко оказываются за решеткой. Частный дом, в который государство не имеет права вторгаться, – это драгоценная свобода, это священный общественный договор, это неприкосновенная крепость, а туда то и дело вламываются вооруженные бандиты с целью грабежа, убийства и насилия. – Клут процитировал свой любимый отрывок из английского уголовного права: – «Дождь может проникнуть, ветер может проникнуть, но король войти не может».

– Дерьмо все это, – продолжал Клут. – В одной только Калифорнии за прошлый год совершено в шесть раз больше убийств, чем во всей Англии. В Америке убийцы отсиживают в тюрьме менее пяти лет, и то если вы каким-то чудом сумеете их туда засадить.

Клут произносил эту тираду резким голосом, раздражающим Кристиана.

– Верховный суд в своем величественном незнании повседневной жизни, местные суды с их продажностью, армия алчных адвокатов, готовых сражаться подобно самураям, защищают преступников, словно те вышли из волшебных сказок братьев Гримм. К тому же есть еще специалисты по социальным вопросам, психиатры, ученые мужи, занимающиеся проблемами этики, которые облекают преступников в мантии жертв окружающей среды, и население, посылающее в суд присяжных, слишком трусливых для того, чтобы осуждать.

– Народ Америки терроризирован несколькими миллионами лунатиков, – говорил Клут. – Американцы боятся ночью выходить на улицы. Они оборудуют свои дома средствами охраны, которые обходятся в тридцать миллиардов долларов в год.

Клут прошелся насчет того, что белые боятся негров, негры боятся белых, богатые боятся бедняков. Пожилые граждане носят пистолеты в сумках для покупок, потому что боятся молодых. Женщины боятся насильников из Черного пояса, и миллионы женщин имеют при себе пистолеты.

– Это все ваш чокнутый Билль о правах, – кричал Клут. – У нас самый высокий в цивилизованном мире уровень преступности.

С особой ненавистью Клут отзывался об одном аспекте:

– Вы знаете, что девяносто восемь процентов преступлений остаются безнаказанными? Ницше давно уже сказал: «Когда общество становится мягким и нежным, оно становится на сторону тех, кто ему вредит». Религиозные группы со всем их дерьмовым милосердием прощают преступников, а у этих ублюдков нет такого права. Худшее, что я когда-либо видел, это выступающая по телевидению мать, у которой изнасиловали и зверски убили дочь, а она говорит: «Я прощаю их». Какое право имеет она прощать их?

Потом, к некоторому изумлению Кристиана, Клут набросился на литературу:

– Оруэлл был совершенно не прав в романе «1984». Человек – это зверь, и Хаксли в своей книге «Прекрасный новый мир» изображает это как зло. А я бы предпочел лучше жить в Прекрасном новом мире, чем в нашем. Тираном является личность, а не правительство.

Особенно ненавидел Клут адвокатов, хотя сам имел степень в области права, а Верховный суд считал посмешищем. Он уверял, что преступники в Америке находятся в прекрасном положении, и не прочь был употребить всю свою власть, чтобы помешать каким-либо ограничениям действий своего агента. Достаточно осторожный, чтобы совершать что-то противозаконное, подтасовывать доказательства или слишком уж очевидно перетолковывать их, он бывал не прочь скрыть доказательства, когда не хотел, чтобы они были использованы.

Кристиан не принимал никакого решения о назначении Питера Клута вплоть до их последней встречи. Он вручил Клуту обширный статистический отчет, чтобы тот ознакомился и сделал свои замечания.

Клут похлопал ладонью по страницам с отпечатанным на компьютере текстом.

– Старье, – сказал он. – Вы хотите об этом говорить?

– Меня просто поразили эти цифры, – ответил серьезно и несколько простодушно Кристиан. – Население нашей страны терроризировано. Может, это слишком сильно сказано. Неужели бывший президент ни разу не обращался по этому вопросу?

Клут выдохнул клубок сигарного дыма.

– Мы пытались, но конгресс никогда не примет нужное нам законодательство. Газеты и другие средства массовой информации начинают рыдать о смерти Билля о правах, нашей священной конституции, и защитники гражданских прав вечно цепляются в нашу задницу. Не говоря уже о негритянском лобби, где закон и порядок, неприличные слова о различных группах, да о неорганизованных либералах. А женщины? Это особая порода, которая обожает преступников, сидящих за решеткой, и пишет петиции с требованием освободить их. Так что ситуация для конгресса была невыигрышной.

Кристиан пододвинул ему большую пепельницу из красного стекла, и Клут стряхнул пепел своей сигары. Кристиан взял свой экземпляр отчета и спросил:

– Тогда тоже было так плохо?

– Еще хуже, – ответил Клут. Сигарный дым ореолом окутывал его голову и он сардонически улыбался сквозь дымку. Он переваривал отличный ленч, наслаждался сигарой и находился в самом располагающем для разговора состоянии. – Позвольте мне открыть вам некоторые тайны, а уж купите ли вы их или нет, дело ваше. Самое поразительное то, что я обсуждал эту ситуацию с людьми, обладающими в этой стране реальной властью и владеющими деньгами. Я выступил с речью в Сократовском клубе, думая, что это заставит их задуматься. И каково же было мое удивление. Они-то могли расшевелить конгресс, но не стали делать этого, и вы через миллион лет не догадаетесь о причине. Я во всяком случае не мог, – он замолк, словно ожидая, что Кристиан будет пытаться догадываться, и на его лице появилась гримаса, которую можно было принять и за улыбку и за выражение презрения. – Богатые и могущественные люди в этой стране могут защитить себя. Они не полагаются на полицию или на правительственные учреждения, а окружают себя дорогостоящими системами безопасности. У них есть личные телохранители, они недосягаемы для преступного мира, а наиболее предусмотрительные из их числа не путаются с наркоманами. Так что они могут спокойно спать за своими электрофицированными стенами.