Марио Пьюзо - Четвертый Кеннеди

– Вы опять уходите в сторону, – подчеркнул Джордж Гринвелл. – Через час у нас состоится совещание по видеосвязи с Бертом Оудиком. Вы уж меня извините, что я согласился, не посоветовавшись с вами, но я полагал, что это слишком срочно, чтобы откладывать, события развиваются чрезвычайно быстро. Ведь это пятьдесят миллиардов долларов Берта Оудика будут уничтожены, так что он ужасно озабочен. И для нас очень важно предвидеть будущее. Если президент может сотворить такое с Оудиком, он способен сделать это и с любым из нас.

– Кеннеди психически нездоров, – заметил Мартин Матфорд.

– Я думаю, – сказал Салентайн, – что мы должны найти общий язык до того, как будем совещаться с Оудиком.

– Он помешан на своих нефтяных месторождениях, – высказался Инч.

Ему всегда казалось, что нефть в каком-то смысле соперничает с интересами недвижимой собственности.

– Мы должны отнестись к Берту с полным пониманием, – посоветовал Гринвелл.

Все четверо собрались в центре связи Сократова клуба, когда на телеэкране возник Берт Оудик. Он в улыбкой приветствовал их, но его лицо выглядело неестественно красным, что могло быть или из-за качества передачи, или из-за обуревающей его ярости. Голос Оудика, тем не менее, звучал спокойно.

– Я отправляюсь в Шерабен, – сказал он. – Быть может, это будет последний взгляд на мои пятьдесят миллиардов долларов.

Присутствующие в комнате разговаривали с его изображением на экране, словно он сидел здесь, в клубе. Они могли видеть и себя на мониторе, так как Оудик видел их в своем офисе. Приходилось следить за выражением своего лица и за голосом.

– Вы действительно собираетесь ехать? – поинтересовался Луис Инч.

– Да, – ответил Оудик. – Султан – мой друг, а ситуация очень опасная. Я могу принести немалую пользу нашей стране, если буду там лично.

– Судя по сообщениям корреспондентов моих газет и телевидения, – сказал Лоуренс Салентайн, – конгресс и сенат пытаются наложить вето на решение президента. Это возможно?

Оудик улыбнулся им с экрана.

– Не только возможно, но почти наверняка так и будет. Я разговаривал с членами правительства. Они предлагают временно отстранить президента от исполнения своих обязанностей на том основании, что им движет личная месть, свидетельствующая о временном нарушении его душевного равновесия. Согласно поправке к конституции такая мера является законной. Нам нужно только получить подписи членов кабинета и вице-президента на петиции, которые утвердит конгресс. Даже если импичмент будет длиться всего тридцать дней, мы сможем приостановить разрушение Дака. А я гарантирую, что пока буду в Шерабене, заложников освободят. Но думаю, что все вы должны предложить конгрессу свою поддержку в отстранении президента. Это ваш долг перед американской демократией, как и мой долг перед моими держателями акций. Мы все понимаем, что если бы кто-то другой, а не его дочь, был убит, он никогда не избрал бы такой образ действий.

– Берт, – выступил Джордж Гринвелл, – мы вчетвером обсудили эту проблему и договорились поддержать вас и конгресс. Это наш долг. Мы сделаем необходимые телефонные звонки, будем действовать согласованно. Но у Лоуренса Салентайна есть несколько замечаний.

Лицо Оудика выразило гнев и отвращение.

– Ларри, – сказал он, – сейчас не время твоим средствам массовой информации выжидать, поверь мне. Если Кеннеди обойдется мне в пятьдесят миллиардов долларов, то может настать момент, когда твои телевизионные станции останутся без федеральных лицензий, и ты тогда окажешься в дерьме. Я и пальцем не пошевелю, чтобы помочь тебе.

Джордж Гринвелл вздрогнул от вульгарности и прямоты такого выпада. Луис Инч и Мартин Матфорд улыбнулись. Салентайн не выказал никаких эмоций.

– Берт, – произнес он тихо и успокаивающе, – я с вами заодно, не сомневайтесь в этом. Думаю, что человек, своевольно решивший уничтожить пятьдесят миллиардов долларов только ради того, чтобы подкрепить свою угрозу, без сомнения, не в себе и не должен возглавлять правительство Соединенных Штатов. Уверяю вас, я с вами. Телевизионные станции прервут объявленные программы и передадут информацию о том, что президент Кеннеди подвергся психиатрическому обследованию, что душевная травма, в результате смерти дочери, временно нарушила его способность выносить разумные решения. Это создаст почву для решения конгресса. Но здесь затрагивается сфера, в которой я несколько опытнее других. Решение президента американский народ будет приветствовать, это естественная реакция толпы на всякие проявления национальной силы. Если президент своими действиями добьется успеха и освободит заложников, он завоюет несметное число приверженцев из числа избирателей. Кеннеди обладает умом и энергией, и если уж он просунет ногу в дверь, то может разогнать конгресс. – Салентайн замолчал на мгновение, стараясь тщательно подбирать слова. – Но если его угроза не сработает, заложники будут убиты, а проблема не решена, это ознаменует конец Кеннеди как политической фигуры.

Лицо Берта Оудика на экране дрогнуло.

– Такой альтернативы нет, – произнес он тихо и очень серьезно. – Если дело зайдет так далеко, заложники будут спасены, а наша страна победит. Кроме того, пятьдесят миллиардов долларов к тому времени уже будут потеряны. Ни один настоящий американец не желает, чтобы миссия Кеннеди провалилась. Они могут не хотеть, чтобы миссия была сопряжена с такими жесткими мерами, но раз уж мы начнем, то должны добиться успеха.

– Пусть так, – сказал Салентайн, хотя он и не был согласен. – Я хочу сказать о другом. Как только президент увидит опасность со стороны конгресса, то первое, что он захочет сделать, это обратиться к народу по телевидению. Какие бы Кеннеди не совершил ошибки, на телевидении он волшебник. Как только он изложит свою позицию, у нашего конгресса возникнут большие неприятности. А если конгресс отстранит Кеннеди на тридцать дней? Может подтвердиться правота президента, что похитители затеяли все это дело, имея своей конечной целью смещение с поста. – Салентайн вновь сделал паузу, стараясь быть осмотрительным. – Тогда Кеннеди окажется еще большим героем. Лучший для нас сценарий – это предоставить его самому себе, выиграет он или проиграет. Если мы пойдем этим путем, то не возникнет опасности для политической структуры в нашей стране. Так может быть лучше.

– А я, таким образом, потеряю пятьдесят миллиардов долларов? – выкрикнул Берт Оудик.

Его лицо на большом телевизионном экране покраснело от гнева.

– Конечно, сумма большая, – заметил Матфорд, – но это еще не конец света.

Лицо Берта Оудика на экране стало угрожающе пунцовым. Салентайн подумал, что это искажение цвета в телевизоре, не может живой человек обрести такой цвет лица и походить на осенний лес. Но тут голос Оудика зазвучал в комнате: