Илья Игнатьев - Я возьму тебя с собой

- Илья!!! - звонко орёт мне в ухо Пашка. - Ты что, опять в астрал ушёл? Очнись, утонешь!

Он силком наклоняет мою голову и пригоршней плещет мне в лицо воду. Я хватаю его за запястья. Попался, гадость мокрая!

- А вот сейчас и посмотрим, кто из нас потонет, - зловеще бормочу я, выплёвывая воду. - Ну что?! Будем учиться дышать пяткой? Зачем плескался, а? Шею мне зачем отдавил, длинноногий? Какого в ухо мне орёшь, как ледокол в тумане?

С каждым вопросом я выгибаю Пашкины руки так, что он вынужден приседать всё ниже и ниже. Над водой торчит уже только его потемневшая от влаги золотистая голова.

- Ой-ёй-ёй! - испуганно верещит сероглазый. - Пусти меня! Ну пусти, ну пожалуйста, ну Илюшечка! Всё-всё-всё, не буду больше! У-у, зараза, точно покусаю! На зелёнке и бинтах разоришься!

Я, довольный, отпускаю Пашку и резко, боком, без всплеска ныряю в сторону, подальше от недотопленого поганца. Делаю под водой пару-тройку мощных гребков и выныриваю метрах в десяти от разъярённого Пашки.

- Вот только вылези на берег! Попробуй только! - бессильно грозится он, понимая, что гонятся на воде за мной бесполезно. - Убью, заразу! У-у!

Пашка кидает в мою сторону подобранный со дна камешек, не очень-то, впрочем, надеясь попасть. Я начинаю осторожно подплывать к нему. Разозлившийся Пашка, - это уже серьёзно. Не дракон, конечно, но тоже ничего.

- Сам же виноват, ну всё, Паш, давай мириться. Хочешь, я тебе ножик твой наточу, а?

- Мириться с ним, - потихоньку остывает Пашка. - Сам чуть не утопил, а сам…

Но я уже рядом с ним, быстро притягиваю его голову к себе и легонько чмокаю в прохладную мокрую щёку.

- Подлиза, - отталкивает меня он. - Но смотри, Новиков, про ножик, - я тебя за язык не тянул, сегодня же и поточишь.

Ножи точу я профессионально, - больше двух веков мне приходится сражаться за мой Орлед, научился. Два века, - это по Гирлеонскому счёту, а ведь были ещё и мои предыдущие посещения этого Мира, тоже без дела не сидел…

- Завтра, - обещаю я. - Завтра обязательно наточу.

Сероглазый доволен. Обычно ему приходится дня по три ходить за мной, канючить и обещать мне горы золотые, чтобы я взялся за его ковырялку, к которой я отношусь с крайней брезгливостью. Что поделаешь, - частенько моя жизнь, да и не только моя, зависела от качества клинка в моей руке.

- Ну что, будем вылезать? - у Пашки на загорелых плечах маленькими бриллиантами сверкают капельки воды.

- Давай, - соглашаюсь я.

Мы, вытряхивая из ушей воду, прыгаем на берегу, трясём головами, пытаемся отжать плавки, не снимая их.

- Новиков, пошли завтра в кино, в “Современник”? Там “Хроники Нарнии” повтором идут, тебе ведь нравится фэнтези.

Это правда, фэнтези мне действительно нравится, хотя кино, как явление, я так и не понимаю до конца. Забавно, люди здесь считают это сказками, но большинство в глубине души верят в эти якобы сказки. Забавно, - да, но ничуть не удивительно, ведь отблески сиреневых зарниц Гирлеона сверкают и в этом Мире.

- Пойдём, если билеты возьмём посередине, не желаю я больше сидеть на первых рядах. Оглохнуть я не хочу.

- Балда, спереди самый кайф! Dolby Surround!

- Да пусть хоть семьдесят семь раз.

Мы снова лежим на примятой, даже не попытавшейся распрямиться траве. Мы лежим буквой Т, - я, вытянувшись в рост, Пашка положив голову мне на живот.

- Илья, расскажи что-нибудь, - просит сероглазый.

- Ну, и что тебе рассказать?

- Расскажи про Халифа аль-Хакама Второго. Про то, как он воевал с кастильскими рыцарями. Как арабы защищали Кордову, с какой славой они погибали, - лучшие из лучших.

- Я тебе уже рассказывал об этом… А вот лучше… Ты когда-нибудь слышал об Адриане?

- Это же Римский император, кажется? Вал Адриана в Англии, - припоминает сероглазый отличник.

- В Шотландии, - поправляю я. - Всё так. Публий Элий Адриан, - император армии и принцепс сената и народа Римского. Но он не всегда был императором. Как-то раз, в конце одного тёплого сентябрьского дня…

“…недорезанные остатки Децебаловой дружины, возглавляемые Тирцебалом, одним из зятьев царя, сгрудились на склоне холма, подняться выше им мешает поросшая густым подлеском чаща. Сдаваться они не помышляют, впрочем, дакам этого никто и не собирается предлагать, - третий год войны, армия озлоблена упорным сопротивлением этих косматых выродков. Убивая словно скот собственных жён и детей, даки уходят, рассыпаются, исчезают как жертвенный дым, - после битвы при Адамклиси им уже ничего не светит. Это ясно всем, - и им и нам. Но сопротивление не утихает, хотя отчаявшийся Децебал, ошалев от крови, окончил свою жизнь, бросившись на меч в Саремегатузе, этом гнезде воронов-стервятников, которое он превратил в свою столицу. Когда мы по террасам прорвались через сдуревшие толпы женщин и стариков к цитадели, то застали там только трупы, много, воины… и дети, и женщины, - матери этих детей, жёны царя. Завёрнутые в какие-то шкуры, утыканные стрелами, кухонными вертелами, ножами, ещё каким-то железом, некоторые ещё шевелились… И царь. Редко я жалел в своей жизни, если мне не удавалось кого-либо убить лично, но тогда пожалел.

Но Тирцебала я убью лично, этой вот своей спатой, хоть она и не точилась давно, и рукоять разболталась за те две декады, что мы бегаем за князем по этим проклятым Богами горам и пригоркам. Тирцебал желает уйти к своим Богам так, чтобы об этом помнили в веках, что ж, в моих силах воплотить это его желание. Я по-настоящему этого хочу, это не часто бывает, обычно я убиваю равнодушно, тут, на Земле, но не сегодня. Я устал от детской крови, от лишней крови, от своей крови, это слишком затянулось, это пора кончать. Все так думают, все этого желают, этого желает Император. Восемь легионов потребовалось Ульпию Траяну, чтобы зажать царя здесь, в холмах Нижней Мезии! Самая могучая армия за все восемь с половиной веков Рима.

Я командую сотней фракийских всадников из вспомогательной конницы при VII Клавдиевом легионе. Мои синелицые фракийцы гарцуют у подошвы холма, бессильно вопя от ярости, - подниматься наверх, к остриям копий Тирцебала нечего и думать, они переколют нас, как своих ребятишек. Я не пытаюсь угомонить своих, - бесполезно. Остаётся лишь ждать, когда подойдёт Элий Адриан со своими стальными триариями III Гальского. Я знаю, что он вот-вот должен появиться. Несмотря на то, что мы верхом, опередил я Адриана совсем не намного, - в этой местности особо не поскачешь. Но Творцы моего Гирлеона, Светлый и Тёмный! Время! Да, время. Если нам не взять князя до скорого уже заката, он снова уйдёт, как уходил не раз. Как бы мне сейчас пригодились легковооружённые. Пара десятков критских лучников или, хотя бы балеарцев с их пращами! Уж они бы развлекли грозно молчащих на холме даков.

Наконец-то, вот и Адриан! Три декурии, - маловато, ну да ничего, заставим спешиться фракийцев, пока их пыл не остыл. Адриан подъезжает ко мне на своей великолепной ниссаянской кобыле.