Илья Игнатьев - Два вечера на троих.

Один из этих троих отпадков держал Антона, - тот согнулся, телефон к животу прижал, - второй гад Тошика трясёт, третий руки ему пытается разжать… А Антон молча, зло плачет… Блядь, хорошо, что мне Вадим не разрешал «Хисацу» с собой брать…

Ну, а тут как раз и Вадим. Он вообще, всегда очень кстати появляется, одно слово, - Вадим Ремезов! Он того, что Антона тряс, сразу, с ходу, - тот ближе всех к Вадиму оказался, - Вадим, не останавливаясь, его сзади коротко так, резко кулаком от поясницы, как копьём, - в почку! - тот волчком крутанулся, выгнулся как-то так назад, чуть не пополам, - блин, я такого больше никогда и не видал! И рухнул набок, место Вадиму освободил…

А тот, который Антона в охапке держал, руки разжал, Тошик замер на секунду, и тут над его головой нога Вадима мелькнула чуть не со свистом, и прямо тому, второму козлу, что у Тошика за спиной, по ебальнику! В челюсть прямо, - так я даже с расстояния сухой такой хруст услышал! Тот чуть не к моей скамейке отлетел, - и башкой, затылком об асфальт, - хрясь! И главное, быстро всё так происходит это всё, я даже дышать забыл, - очень быстро, - Вадим же в таких ситуёвинах не думает ни хрена, у него же это всё рефлекторное…

Тошик очухался, и пулей ко мне, за скамейку, - а третий из нарков этих, последний на ногах оставшийся, - ну, это фича, так фича! - от Вадима пятится, видно, что в ступоре он, а Вадим мягко так, мне показалось даже, что Вадим и не подошёл к нему, а как бы просто переместился, как во сне, - так вот, Вадим на дистанцию к третьему переместился, и снизу, прямой раскрытой ладонью, кончиками пальцев, как остриём кинжала, будто не ладонь сейчас у Вадима, а айкути короткий, - и совсем незаметно со стороны, - ткнул Вадим третьего под челюсть, в горло, - тот мешком грязным под ноги Вадиму и повалился…

Вадим, не глядя на три тела у него под ногами, метнулся к нам с Тошиком, а мы, - вот уж точняк, - в ступоре! На корточки перед нами сел, вцепился в нас Вадим, - и тоже трясёт нас за руки: - Как вы, пацаны? Что, как вы, целы? Поубиваю щас этих уродов, руками разорву, на хуй… А в глазах у него Смерть, которую мы разбудили, и ещё… Да. Вот тогда-то я впервые ясно у него в глазах Любовь и увидел, и теперь она, - эта его Любовь к нам с Тошиком, живёт у него в глазах, это навсегда, - и какое это было чувство, и как это было странно, ново и потрясно, - видеть и Любовь в глазах у Вадима, и Смерть, которая теперь ради нас, за нас с Тошиком готова укусить любого, - «одна атака, - и неминуемая смерть»…

Вадим убедился, что мы в порядке, поднялся с корточек, потрепал Тошика левой рукой по голове, меня по щеке погладил, а правой достал, - и опять очень быстро, практически незаметно для глаза, - достал свой Глок. Мы с Антоном в руки Вадиму вцепились, - ну да, у него же в глазах Смерть поселилась, это же мы её разбудили, и хотя она там для Мурзика-Тузика поселилась, - но разве ж будет Смерть разбирать, ведь на нас с Тошиком… ведь на нас эти три урода… Ведь Смерть такая Сила, - если она готова, ей не до разборок… Это вот щас я так всё пишу, - было время у меня над таким вещами подумать, - а тогда мне просто стало страшно, и Тошик перепугался, - вот мы Вадиму в руки и вцепились! А Вадим спокойно нам сказал, что всё будет тип-топ, спокойно, но чётко, и так ещё сказал, таким тоном… - не передать, но удерживать его нам расхотелось, - так, наверное, он к своим бойцам в Абхазии обращался. Он подошёл к тому, первому, который по почке получил, а он уже на коленях стоял, согнулся в три погибели, стонет, слюни, сука, на асфальт бегут, - Вадим его легонько ногой в плечо толкнул, тот на бок, а Вадим наклонился, и ведь не рукоятью пистолета, - ну да, у Глока и рукоять, и рамка из специальной пластмассы, но ведь кожух затвора стальной, - вот Вадим этим местом уроду куда-то под глаз, по верхней скуле и вломил, как кастетом… тот дёрнулся, и затих…

И к третьему, - второй-то где-то совсем на Марсе, по ходу, отдыхал, - а третий оживать начал, хрипит со свистом, Вадим и ему пистолетом приложил… И мы втроём ушли. А пока шли к нашей Импрезе, - мы с Тошиком по бокам от Вадима, его сильные верные руки на наших плечах, - я почувствовал, что Вадим изменился. Что настроение у него классное, что весело ему, это и так видно было, - а изменился Вадим вот в чём: - он до этого с нами был… ну, не знаю, как сказать… Нет, он не заискивал там, не старался понравиться, - и покупки его для нас, и аттракционы, и лакомства, - это всё было для него как здрасьте, от сердца, - но обращался он с нами до этого случая очень осторожно, как с хрустальными: - «парни, а как вам это, а как вы отнесётесь к этому, а может, вам лучше будет вот так…», - а сейчас Вадим стал другим, он почувствовал, что мы с Тошиком признали его, - а мы признали! - и признали не просто, а признали за главного, и что теперь мы уже и сами никуда от него, а я так даже и вообще никуда! - да пусть хоть гонит меня Вадим! - собачкой за ним всюду буду! - и Тошика потяну… Ну, это я так, чтобы ясно было, что мы с Тошиком чувствовали к Вадиму, и что он чувствовал к нам, - это всё и сейчас у нас троих, сильнее даже ещё…

А вечером Вадим поехал в «Дом гимнастов», и зачеркнул там наш с Тошиком ужас, потопил его в крови этих выблядков, убил всё то, что там с нами произошло, и вернулся к себе, к нам… А пока его не было, мы с Тошиком поговорили, а потом он вернулся, наш Вадим… И тогда, той ночью, всё у нас троих и случилось первый раз, и теперь это у нас навсегда, ведь это же сами Боги так рассудили, - чтобы это у нас стало навсегда, и так и есть, так и будет у нас троих, как бы оно дальше не повернулось, и кто бы ещё когда у кого из нас троих не появись, - всяко может быть, жизнь ведь большая, а смерти для нас троих нет вовсе…

Ну, вот. Теперь пускай кто-нибудь дальше пишет, хоть Тошик, хоть Вадим, я пока выдохся. А я пойду, подумаю, - блин, всю же зиму собираюсь! - подумаю, может, и впрямь, стоит мне с дросселями у моего «Гуца» поколдовать, по той схеме, что я на форуме фан-сайта Moto Guzzi нашёл, - ясно, моцик злее станет… Так-то тяга у него ровнёхонькая, у “V11” моего, с самых низов ровная, - и это мне в тему, - в городе, когда на слаломе пробки пробиваешь, меньше передачи дёргать приходится, - но хотелось бы пооборотистей, и чтобы с подхватами на верхах, ну, типа как у рядных моторов, что на «стритах» типа, - да и «лошадей» ведь добавится… подумаю, короче…

Да и этих твиксов из ванной вытаскивать пора, уснули там, по ходу, - это, кстати, у них не впервой, - сначала наспорятся-наговорятся до посинения, потом дремют, деятели…

Вадим:

Илюха, ты у нас домашний тиран! Подумаешь, - задремали мы в ванной, - чего так возмущаться-то? Разорался… И опять же, - тебе мы не мешали, вон сколько написал… Погоди, я прочитаю…

Илья! Поди сюда, пожалуйста… Скажи, почему ты мне никогда не говорил, что уже тогда полюбил меня?.. Ил, я не думаю, что так было бы неправильно, - хотя, конечно, тебе виднее, это твоё право, - но я вот уже некоторое время хочу с тобой поговорить… Что там Тошик делает? - хорошо, да и скрывать нам с тобой от него нечего, и прочитает он всё позже… Да, поговорить. Видишь ли, Илюша, я знаю, что ты очень сильная, цельная личность, - но твоя холодность мне представляется не очень уместной в твоём возрасте, - позволь договорить! - да, я согласен, если бы ты был таким по своей сути, - но ведь ты и мягкий, и нежный, - ну ладно, это ты такой для нас с Тошиком, - но ведь ты пойми, - нет ведь необходимости компенсировать свою мягкость с нами избыточной твёрдостью со всеми остальными… Да, а вот Тошик мне сказал недавно, как тебя зовут в школе, - «Штурмовик», и «Летающий танк» ещё, - Илья, ты уж мне поверь, настоящие мужчины, - а я встречал таких… Да? Ну, спасибо, конечно, Илюша… Так вот, они и плакать могут, и чувств не стесняются, - ведь для настоящего не очень критично, что там о нём подумают «ненастоящие», - ты считаешь меня настоящим, так мне в главном насрать на мнение «ненастоящих», - это ведь и в твоей системе координат занимает не последнее место?.. Нет. Илья, я не это имел в виду, - да, мы живём среди людей, и они разные, и их мнение определяет многое, - не всегда это здорово, ты же понимаешь, о чём я? - но… Да не хочу я, чтобы ты сопли распускал, вот же! И в двуличии я тебя не обвиняю, блядь! - извини, но, - блядь! - ты же мне роднее всего мира, какие ещё могут быть, на хер, обвинения…