Илья Игнатьев - Мишка Forever

- Не плохой? А мне кажется, почему-то, что ты очень хороший человек. Погоди, не спрашивай, дай договорить. Не знаю почему, но вот так мне кажется. Ну вот. А раз ты хороший человек, то и происходить с тобой должны хорошие вещи, - мне так один человек говорил... Я не очень верил ему, дурак, - особенно, когда... А, ладно. Главное, что я теперь верю, хочу верить! Ну, бывают, конечно, в жизни пакости всякие, подлянки там разные, но в главном всё должно быть хорошо. Ты что?

- Пришли, - говорю я, а сам удивлённо смотрю на этого Мишку во все глаза.

Всё-таки он не обычный какой-то. Говорит он со мной как-то странно, - как с равным говорит он со мной. И грустно как-то, и задумчиво он говорит. Чёрт, нравится он мне, что ли, - не пойму что-то, - совсем ведь не должен он мне нравиться...

- Здесь, да? Смотри-ка ты, у нас дома напротив. А у тебя окна сюда выходят?

- Вон, на пятом этаже. Кухня и мамина комната, а моя комната на школьный двор выходит.

- Ты тоже в тридцать второй учишься? Да? А в каком классе?

- Зачем тебе?

- Да ладно, не хочешь, - не говори, - спокойно отзывается он.

- В шестом "Г", - почему-то всё-таки отвечаю я. - Пока в "Г", но скоро нас переформировывать будут, - народу прибавляется, переезжают сюда многие.

- Нас тоже хотят. Я в восьмом "А". Я после восьмого хотел в Суворовское пойти, отец против, почему-то. Придётся в девятый, наверное...

- Почему против?

- Против, а толком ничего не говорит. Обычно он всегда мне всё толком объясняет, а тут чего-то... Он вообще против того, чтобы я в армию ходил. В горный, говорит, пойдёшь, там, говорит, военная кафедра... Не знаю. Может это с Афганом связано, он там полгода был, от морской пехоты ТОФ.

- От чего?

- Тихоокеанского Флота. Мы в Магнитке два года всего живём, а до этого отец на Дальнем Востоке служил, до того как в запас вышел, мы там жили. Тихоокеанск, Шкотово-17, слыхал? Ну, правильно, и не должен был ты слыхать, - закрытая зона это. Я, вообще-то, здесь родился, в Магнитогорске, и к бабушке сюда всегда приезжал, на каникулы и так. Потом вот совсем переехали. А твои родители кто?

- У меня только мама, отец умер, когда я маленький совсем был.

- Извини, Илья...

- За что? - удивляюсь я. - Я его и не помню вовсе. А с мамой мне хорошо. Она меня знаешь, как любит? Больше жизни. И я её тоже...

- Ну, это-то понятно...

Мы уже не стоим даже, а сидим на лавочке у моего подъезда, смахнув с неё мягкую снежную гору. Мне совсем расхотелось домой. Мне почему-то делается как-то уютно под этими грузными хлопьями, валящими с серебряного купола неба. И пацана этого я совсем не опасаюсь даже, и почти забываю, как страшно мы встретились...

- Был ещё дед, но он тоже в прошлом году весной умер, - продолжаю я говорить.

Рассказываю я всё это неспешно, тоже как-то задумчиво, невольно стараясь попасть в тон Мишке.

- Вообще-то, он мне прадед был, но я его просто дедом звал. Он тоже был военный, как и твой папа, всю жизнь в армии. Он очень долго прожил, ему девяносто пять лет было.

- Ого! Здорово, - вот повидал, наверное.

- Да. Он мне знаешь, как много всего рассказывал? Да и то, наверное, не всё, конечно.

Мишка смотрит вверх, прямо навстречу мохнатому белому покрывалу, неспешно, но упрямо накрывающему истосковавшийся по снегу город. Появляется убегавший, было, по каким-то своим собачьим делам, Корнет.

- Смотри, Ил! Прямо Дед Мороз! - негромко, и тоже как-то задумчиво, смеётся Мишка, показывая на своего пса.

И точно, тот совсем покрылся снегом, превратившись в какого-то белого медведя, только очень необычного, - стройного и остроухого. Я тоже тихо смеюсь, и совсем не опасаясь этого огромного пса, начинаю сгребать снег у него со спины. Корнет вдруг коротко гавкает мне прямо в лицо и припадает на передние лапы, выпятив вверх поджарый зад и смешно махая обрубком хвоста.

- Это он тебя играть зовёт, Ил. Хочешь, покидай ему снежки, палку сейчас не найти. Он знаешь, как здорово снежки ловит, даже сальто какое-то умудряется делать от восторга!

Это, конечно, очень заманчиво звучит, но...

- Да нет... Хорошо бы, но пора мне, как бы мама не пришла. Правда, пора.

- Ну, - домой, так домой. В другой раз поиграем.

Он встаёт, и, стянув с руки вязаную перчатку, протягивает мне руку. Вот уж этого я совсем не ожидаю! Я автоматически тянусь, было, своей ладошкой к его, - говорю же, я вежливый паренёк, но, опомнившись, отдёргиваю руку, недоверчиво глядя на него.

- Ну, чего же ты? - терпеливо говорит Мишка, а сам опять с какой-то щемящей грустью улыбается мне. - Давай лапу!

Я, помедлив, подаю ему руку. Он жмёт её не сильно, бережно даже, но я чувствую, что он сильный парень. Вот дела, блин, - думаю я растеряно...

- Слушай, тебе точно пора, руки у тебя, как ледышки. Ты чего это без варежек?

- Да есть, есть варежки, в сумке где-то валяются.

- Ну, так ты одевай, если есть, зима всё-таки. Ну, пока, что ли?

- Пока. А... это...

- Что?

- Да так, ничего...

- Ты знаешь, что? Ты как придёшь домой, сразу в горячую ванну залезь и не думай ни о чём, главное. А потом поешь, и спать ложись, и всё. А завтра утром уже всё по другому будет, точно тебе говорю. Ну ладно, давай, беги. Лети домой, самолётик-Ил!

Я послушно подхожу к двери подъезда, берусь за ручку, но оборачиваюсь и смотрю на Мишку. Тот не уходит, а смотрит на меня. Он уже не грустный, а просто спокойный.

- Слушай, а какая у тебя квартира? Ну, номер какой, если это не военная тайна.

- Пятьдесят третья, - смеюсь я, тоже мне тайна! - Это на пятом!

Я скрываюсь в подъезде, но не бегу к лифту, а просто некоторое время стою у двери. Потом приоткрываю маленькую щёлочку и одним глазом выглядываю на улицу. Мишка продолжает стоять у подъезда и смотрит вверх. На мои окна, похоже, смотрит, - куда же ещё ему там смотреть. Я распахиваю дверь и зачем-то громко ему объявляю:

- У нас это, у нас лифт работает!

- Да ну? Работает? - восхищается этот странный парень. - А ты не врёшь? По-моему ты мне всё-таки врёшь, глупому такому и доверчивому!

Я смеюсь и продолжаю смотреть на него, стоя в дверях.

- Ну ладно, пока, Ил-Илья! Увидимся, если, конечно, захочешь...

Вот тебе на! - думаю я, поднимаясь в лифте к себе на пятый этаж. Странно как всё получилось. И не страшно мне сейчас вроде, и не тоскливо даже, - так, осадок только какой-то маленький, как будто палец чуть-чуть порезал. А ведь я сейчас волком выть должен! Раненным... Ха! Как Мишка забавно меня называет, - Ил! Самолётик... Вот же блин, неужто, я ключи посеял? Эт-того, только мне... Уф-ф, вот они!

- Мгяу-у! - с порога орёт наш Пират, завидев меня дома.

- Здорово, котяра! - говорю я ему, торопясь раздеться. - Как делишки, как детишки? А у меня вот сам не знаю даже как... Щас я в ванную пойду, а ты дом охраняй и обед грей.

- Мяу? - с сомнением в голосе отвечает Пират, но долго размышлять не в его правилах и он, задрав хвост, направляется на кухню и оттуда призывно кричит: - Мня-Мнеу-у!