Илья Игнатьев - Take It With Me. (Ладонь, протянутая от сердца - 2).

- Ха, Ложка Велосипедист, - улыбается Тиша, наблюдая, как Ложка, лёжа на спине, избавляется от своих дорогих, со Стасом в Милане купленных джинсов G.-F. Ferre. - А носки?.. Илюха! Блин, куда ты их, - не найдём же потом… У тебя плавки… белые-белые… Ложка, ты самый красивый, - понял? Я тебя не знаю даже как люблю, - понял? Слов у меня нет, как С.С. говорит…

Ложка смигивает, - блин, это что, слезинка, что ли? А если и так? Это же от счастья… И губами впивается в Тишин рот, - впивается! - нечему Тишу учить, сам кого хочешь! Два мальчика на диване, поверх одеяла переплетясь ногами и руками, шаря друг по другу ладонями, лаская, щиплясь, гладя друг друга, каждый миг меняя положение, - катаясь по дивану, - то один сверху, то другой, - одеяло в кучу тут же, подушка в сторону сначала, затем и вовсе на пол, - два мальчика целуются. И кусаются легонько, - ведь это мальчишки, - но легонько, - ведь они любят! Ложка не может понять, что с ним, - ни разу так не было, ни с Тихоном, имя которого теперь принял Гриша, ни со Стасом, - да, с ними было по-другому, - и ярко, и сильно, - но сейчас, сейчас Ложка старше на самом деле, по всякому, по возрасту старше, а Тиша такой… так его Ложка любит, что совсем теряет голову, - вот и не поймёт Илья Логинов, что с ним такое, он так не привык, - голову терять, - а ведь это и есть первая страсть, - та, что берёт в вечной пьесе о мальчишеской первой любви главную роль, - и так должно быть, так и будет всегда и навсегда…

Но эта дивная борьба за лучшее место, за возможность контроля над телом и губами другого стихает, два мальчика успокаиваются, - нет, конечно, не успокаиваются, невозможно этой страсти успокоиться, - стихают, замирают, задыхаясь от любви, от нежности друг к другу, - и Илья оказывается сверху. Так, наверное, для первого раза и должно быть, - будь Илья постарше, он бы оказался под Гришей, но ведь Илья и сам ещё, как ни крути, пацан. Но что это? Вот это да, - Илья, - наш Ложка, - замирает вдруг на локтях над Гришей, - над своим Тишей, - отрывается от его губ, Тишка тянется вслед за этими, самыми красивыми губами во всех Мирах, - хм, раздаётся отчётливый чмокающий звук, - Тиша виновато открывает зажмуренные до того свои серые глаза, тут же закрывает их, валится головой назад, на диван, - а Ложка! Вот что удивило меня, - он опускается на Тишу, вытягивает руки вниз по телу, ладонями прижимает, притягивает к свом бёдрам узкие бёдра Тиши, и так вот, снова в поцелуе, они переворачиваются, - Тише приходится при этом ещё крепче обхватить Ложку за шею, - и вот Тиша сверху на Ложке, - и так, наверное, всё-таки, правильнее всего.

- Ил, погоди-погоди, - шепчет высвободившийся Гриша. - Ложка, я терпеть больше не могу, так хочу… понимаешь? Может, я уже научился? Целоваться, я имею в виду… может, ты меня теперь дальше… ну, поучишь? Ведь у меня с Дэном это всё как игра была, ну, клёво, конечно было, но с тобой-то… надо же всё по-взрослому, чтобы у нас с тобой! - Гриша путается в грамматике, и, плюнув про себя на грамматику, добавляет: - Да? Ты ж понимаешь, ну, что вот я в виду имел? Понимаешь?

- Мудрено, конечно, но я понимаю тебя, мыслитель, - улыбаясь, отвечает Илюшка, а сам старается унять сердцебиение, хотя, куда там… - А как у вас было? С Дэном, я имею в виду…

- Гад ты! - смеётся Тишка, падает лицом Ложке в изгиб плеча и шеи, это любимое его место на вообще любимом теле у Илюхи, и шепчет ему туда, в этот скульптурный изгиб: - Ну, как?.. Ну, дрочили там… друг дружке, ну, щупались… ну…

- Ну-ну, дальше, - счастливо улыбается настенному бра Ложка.

- Гад… Ну… в ротик, там… Блин! - вскидывается вовсе не покрасневший, как следовало бы ожидать, Тиша! - Сосали, - понял? Ха, Илюха, Ложка мой, а прикинь, я-то первый пососал! Прикинь, да? И предложил тоже я… А Дэн такой: - мол, он уже сосал до этого, и тоже согласился, и пососали… Да только это в самом конце случилось, один только раз и было, ну-у, так я толком и не понял ни шиша, прикинь, Ложка… Наверное, это и не считается, раз не понял ни шиша. А так-то… ну, вроде понравилось мне. Да и Денису тоже, жалко, говорит, что раньше мы с тобой, Гришка, не решились. А вот если совсем уж по-настоящему, - ну, совсем по-взрослому? А, Ложка? Это, наверное, надо в… как сказать, - в попу, да? Трахнуться? Как сказать-то правильно, а, Ложка?

- Слова, слова… Гришка, Тишка ты мой, по-взрослому, по-настоящему можно как угодно, ведь главное, чтобы это было с любовью, - тогда и будет всё по-настоящему! Можно и в попу. И мы обязательно будем с тобой в попу, - я не знаю, когда тебя… трахают, особого кайфа в этом нет, - я не нахожу, во всяком случае, - но это у нас с тобой будет, потому что когда ты… чёрт, ладно, когда ты трахаешь, - это очень даже в кайф. Вот. Но не сегодня. А вот в ротик, как ты выражаешься, это мы с тоб…

Ложка аж вздрагивает от неожиданности! Он же не ожидал, он же очень рассудительно сейчас всё это говорил Тише, а тому надоело слушать! Надоело. Тиша всё понял, и хватит болтать уже, и он на полуслове впивается Илюхе в его самые красивые на свете губы, и сосёт их, прикусывает, ловит своими зубами Ложкин язык, дует ему в рот, - а вот сейчас уже больше игры в этом, нежели чувства, - мальчишки, как им не удивляться, как их не любить…

- П-по ш… ш-шее-э да-м-м, - это Илюха невнятно обещает любить Тишу всю жизнь, по-видимому, а невнятно потому, что это обещание выговаривается Илюшкой Тише прямо в рот… - Тишка! Да погоди ж ты, ну… хорош, говорю, баловаться. Давай, а?.. Только я не знаю, кто первый будет… Вдвоём можно, одновременно…

- Сосать? Да ну, одновременно, скажешь тоже! Ну, потом-то, как-нибудь, даже обязательно. А сейчас… Я буду первый, надо же мне опыта набираться, или как?

…И всё. Так вот тогда и у меня всё решилось, той самой главной в моей жизни ночью. Так же легко и навсегда, как сейчас у Гриши Тихонова с Ложкой. Я это сказал, про опыт, - хм, мне казалось тогда, что это удачная фраза, - и, крепко поцеловав, - засосав! - своего старшего на три года друга и свою вечную Любовь в его самые красивые на свете губы, я, дрожа от желания, от страха немного, - а вдруг что-то не так будет? - и от нетерпения дрожа, - да, мне же очень хотелось, чтобы мой старший друг и моя любовь после того, как я у него… да! Да! После того, как я пососу у него, он же будет сосать, - СОСАТЬ! - у меня, - у МЕНЯ! И я спустился тогда по телу моего самого любимого парня вниз, я ласкал по пути это самое красивое на свете тело ладонями, - реально, самое красивое тело! - а ладони у меня вдруг стали такими опытными, - откуда что и взялось, в тринадцать с половиной лет? - и вот. Вот он передо мной, перед моими чуть припухлыми тогда, полураскрытыми губами, - я чувствовал припухлость свои губ очень отчётливо, это я запомнил, - я не знал, отчего эта припухлость, - или возраст ещё у меня такой, полудетский, или это от наших поцелуев, - но я тогда, помню, отлично знал, ЗАЧЕМ она у меня сейчас, эта припухлость моих, по мнению моего любимого, тоже очень красивых губ… И я стал сосать, - и у меня, в отличие от Гриши Тихонова это был самый первый раз в жизни, и я плохо его запомнил! Представляете?! Всё до последней секунды, до мельчайшей детали, до оттенка запаха помню, но лишь до того, как поразивший меня своим невероятным юношеским совершенством член моего старшего, - да, на целых три года старшего! - друга и вечной моей Любви, оказался у меня во рту…