Роман Братны - Тают снега

В тот день путь надо было довести до того места, где две недели тому назад он стоял, осматривая территорию будущего строительства.

Мосур как раз брился перед выходом, когда в осколке зеркала, засунутого за раму иконы, появилось лицо солтыса. [3] Сόлтыс — сельский староста.

— Ну? — буркнул Мосур.

Солтыс хотел только спросить, не едет ли пан инженер случайно в город.

— А что? — Мосур вытирал лицо полотенцем.

— Хотят школу. Надо посоветоваться.

— Где? — Мосур застегнул ворот зеленой рубашки.

Из деликатного ответа крестьянина следовало, что пану инженеру лучше всех известна проблема жилья. Уже сейчас в халупе людей как сельдей в бочке.

— Школу еще рановато, — подытожил солтыс.

Мосур разглядывал свою полувоенного покроя куртку. Всовывая руки в рукава, он сообщил, что через несколько дней может освободить собственную комнату.

— Подлатают домик обходчика, он у самого строительства, рядом с ОРМО… [4] ОРМО — Добровольческий резерв гражданской милиции.

— Школа должна была быть у Хрыцькό… — пробурчал солтыс.

У Мосура с Хрыцько были натянутые отношения, но он любил этого крестьянина. Репатриант из-за Буга обладал какой-то необыкновенной хозяйской сметкой. Уже через год он вышел в Пашеце в число зажиточных. Сейчас, направляясь к нему с солтысом, начальник улыбнулся своим мыслям: он составлял план разговора. Надо было Хрыцько «сломать» и назначить на подводу. День обещал быть хорошим. Ветер высушил лужи.

Свернули в ворота. Хрыцько отыскался сразу. В ответ на требование взять к себе учительницу пожал плечами. К разговору о шарварке [5] Шарварк — подводная повинность. отнесся серьезно. Он терпеливо объяснял Мосуру, что не позволит загнать скакуна, а кроме того, скакун разобьет любую повозку.

— Такой кавалерист? — спросил Мосур.

Крестьянин улыбнулся в усы.

— Пойдемте, — и двинулся в сторону конюшни.

Великолепный вороной скакун при виде его заржал и стал нервно дергать цепь.

— Не терпится. Думает, что я ему кобылу привел… — пошутил крестьянин и, подмигнув Мосуру, кивнул на огромную пробудившуюся плоть коня. — Ну, чорт, ничого нэ будэ… — сказал он вдруг по-украински, с нажимом. Конь успокоился, как стреноженный. При звуках украинской речи Мосур мгновенно замер. Некоторое время он боролся с какой-то мыслью. Потом поспешно вышел во двор. Удивленный крестьянин двинулся за Мосуром, искоса поглядывая на него.

Несколько дней спустя, вечером, «виллис» Мосура тащился по той же лесной дороге. Рядом с начальником строительства сидел солтыс. До ближайшей почти мертвой железнодорожной станции было 15 километров. Мосур включил дальний свет: проезжали сожженную деревню.

Спустя некоторое время они поравнялись с плетущейся одноконной повозкой, вокруг них была тишина стоящих, как высохший лес, труб.

— Васыль… — пробормотал Солтыс.

— Что? — Мосур притормозил.

— Я говорю: Кровавый Васыль, — солтыс показал головой в темноту, словно кому-то или чему-то покорно кланяясь.

— Ерунда! — возмутился Мосур. — Ерунда! Он никогда здесь не был.

— Как же, пан инженер, не был, тогда кто же это…

— Ты слышал, что я сказал? — Он внезапно остановился, да так, что крестьянин уткнулся в стекло, и испуганный, ничего не понимающий, стал быстро кивать головой в знак согласия.

Они приехали за двадцать минут до прихода поезда, а вернее, до того момента, начиная с которого можно было ждать его прибытия. На полустанке, где железнодорожный путь оканчивался скрещенными шпалами, опоздание было делом обычным. Начальник станции быстро поклонился Мосуру и скрылся за сбитой из досок дверью еще не совсем восстановленного станционного здания. Солтыс с момента странного разговора в машине испуганно молчал.

Мосур стоял в тени, и только по временам единственный станционный фонарь, раскачиваемый ветром, снимал с него слой темноты. Солтыс необычно долго возился с самокруткой. А когда поднял глаза, чтобы что-то сказать, Мосура уже не было Удивившись, он оглянулся. В окне начальника станции и кассира — единственного хозяина полустанка — он увидел высокую тень. Мосур, нагнувшись, что-то говорил тому, кто, по всей вероятности, сидел у стены. Солтыс сделал шаг к двери, но тут послышался далекий гудок поезда. Солтыс остановился, спрятал кисет, сплюнул, вытер руки о штаны. Потом наморщил лоб, ища первые слова для учительницы, и беззвучно зашевелил губами. Хлопнувшая дверь заставила его обернуться. Мосур уже заходил за станционную будку.

— Бери ее, и к машине. Я должен сменить свечи, — сказал он торопливо, и солтыс остался с начальником станции.

— Странный этот ваш инженер, — начал начальник станции.

— Он такой же мой, как и ваш.

— Очень странный…

Они замолчали, исчерпав тему. Поезд уже остановился. В облаке пара прошел локомотив, за ним два вагона, задний фонарь оказался прямо перед ними.

— Никого нет, — пробормотал начальник станции, направляясь в сторону локомотива.

Солтыс облегченно вздохнул. Но внезапно одна из дверей с грохотом распахнулась. Из вагона, держа перед собой чемоданчик, вышла девушка.

— Скажите, пожалуйста, как здесь… — и, смутившись, замолкла.

Солтыс рассматривал ее, смутившись еще больше.

— Как здесь добраться до деревни… до Пасéки?

— Вы к кому?

— Я в школу.

— Там школы нет… — И вдруг замолчал. Рассмотрел. Не поверил, но осторожно спросил: — А вам что в этой школе?

— Я буду… Я учительница, — поправилась она.

Солтыс сплюнул сквозь зубы в сторону и не то поклонился, не то обтер руки о вылинявшую шапку.

— Пойдемте… — сказал он.

Они зашли за станционную будку. «Виллис» стоял с поднятым капотом. Им были видны только ноги наклонившегося над мотором Мосура.

— Я иду, садитесь, — сказал он. Внезапно девушка остановилась на полпути, прижав к груди портфель, словно испугавшись, что кто-то может его отнять.

— Садитесь сюда, — солтыс показал на место рядом с шофером, но она, не говоря ни слова, прыгнула на заднее сиденье. Капот с грохотом захлопнулся, и показалось лицо Мосура, освещенное полоской света, падавшего из окна будки.

Солтыс в испуге посмотрел назад, ему показалось, что девушка что-то прошептала.