Энтони Бёрджес - Однорукий аплодисмент

– Ладно, неси вещи в обеденный перерыв.

В обеденный перерыв мы шли домой и ели готовый обед, который я оставляла в духовке, типа запеканки или пирога с яйцами и с беконом. Я убегала в двенадцать тридцать, а Говард в час, так что все стояло на столе, когда он добирался в десять минут второго, а поскольку босс обычно ему разрешал отправляться домой в какой-нибудь подержанной машине с рекламой на дверцах, он мог подбрасывать меня назад в супермаркет где-нибудь в двадцать минут второго, немножечко поздно, но про это никто никогда ничего не сказал. Потом Говард возвращался домой, мыл посуду и в два был готов к возвращению в центр торговли подержанными автомобилями. Вечером мы пили чай – с пирогом, с кексом, с джемом, – а позже, как вы уже видели, ели что-нибудь жареное, вроде яичницы с беконом, сосисок или тостов с готовыми бобами. Вы, по крайней мере, видели, что ужин у меня был готов, а именно готовые бобы. В конце дня оба наши заведения закрывались в шесть. Говарду приходилось довольно проворно шагать к супермаркету, а у меня было время подкраситься и накинуть пальто, и мы шли домой, если вечер хороший, или садились в автобус. Не очень-то далеко, Оук-Кресит за Ю-Три-роуд, та за Уитгифт-роуд, а по другую сторону от Уитгифт-роуд шли все улицы с названиями в честь исторических битв, в том числе Гастингс-роуд. Потом переходишь Ватерлоо-стрит, оттуда идет Нейсби-роуд, а там пошли епископы, мы на третьем епископе. Так или иначе, я говорю:

– Ладно, неси вещи в обеденный перерыв.

– Благослови тебя Бог, малышка, – сказала она. – Всего несколько дней. И к тому же я плохо сплю.

Не пойму, почему она думала, будто в нашем доме ей удастся хоть чуточку лучше поспать, чем у себя в квартире на другом конце города, так как Говард порой мог поднять по ночам сильный шум, точно уж на весь дом; он не столько храпел, сколько во сне стонал и выкрикивал всякие вещи. А иногда и ходил во сне, я не смела будить его, это опасно. Так или иначе, пусть сам о себе позаботится, правда? Меня Говард на самом деле не слишком-то беспокоил, я уже к нему привыкла.

Ну, в любом случае, Миртл явилась с вещами, я приготовила ей свободную комнату (которую мы – ради шутки, конечно, – называли детской), мы накрыли на стол, Миртл к приходу Говарда хорошенечко приукрасилась с помощью этой самой помады «Голден Фрост». Он увидел Миртл с некоторым изумлением, но она одарила его глуповатой улыбкой, чуть-чуть похлопала ресницами, так что он только хмыкнул. Миртл нисколько бы не возражала немножко приклеиться к моему Говарду, но Говард был по-прежнему очень серьезным; я, хоть сама это говорю, оставалась единственной для него женщиной. Миртл очень старалась втолковать нам обоим, особенно Говарду, что, если Майкл, ее муж, пойдет ее разыскивать, мы должны объявить, будто ее тут нет, а где она, понятия не имеем. И Говард сказал:

– Ясно, вранье. Нынче вся жизнь – сплошное вранье. Все обманщики, незнакомые с правдой. А те самые лошади у декана Свифта говорят: у вас язык во рту для того, чтоб сообщать людям полезные вещи, не вводить их в заблуждение. Для этого и существует язык – для общения. – И еще потолковал про говорящих лошадей, так что Миртл смотрела на него, как на чокнутого. Я сама видела, Говард думает про какую-то ковбойскую или другую программу для детей, и, наверно, декан Свифт оттуда. Он любил с таким мрачным видом смотреть детские фильмы по четвергам в конце дня, когда я готовила наш особый чай в наполовину выходной день; в четверг в Брадкастере все рано закрывалось.

Миртл говорит:

– Я бы это не назвала настоящим враньем, сказать, что меня нет, когда Майкл спросит. То есть, если спросит, хотя, думаю, обязательно спросит. Если даже вранье, то оно во спасение, как говорится.

– Слушайте, – сказал Говард (и при этом он сногсшибательно выглядел в ярости), положив нож и вилку, потому что мы ели пирог с сыром и с луком, полным-полно на троих. – Мне не нравится ложь, и мошенничество не нравится, даже самое мелкое. Вот я нынче утром сцепился со своим боссом, со стариком Уаттсом, насчет мошенничества. Теперь пришел домой обедать и слышу в собственном доме от собственной свояченицы предложение смошенничать.

– Ох, – сказала Миртл, и видно было, что она готова разыграть старый спектакль – швырнуть салфетку, вскочить и с рыданиями побежать наверх.

Поэтому я говорю Говарду:

– А в чем дело-то было, Говард?

И Говард сказал:

– Ох, надо было залить в картер одной машины янки смесь масла с опилками, чтобы не было слышно по звуку изношенный двигатель. Кто-то где-то сказал ему: вот увидите. – И потом Говард продолжал рассказывать о грязных трюках, которые выкидывают в бизнесе с подержанными машинами.

Старик Уаттс, его босс, поговаривал о покраске шип, чтоб протекторы выглядели гораздо лучше, чем на самом деле, и Говард тогда стал настаивать, чтобы тот или другой клиент проверял подержанную машину, которую задумал купить, на добром отрезке дороги, – меньше десяти миль, по Говарду, ничего хорошего не дадут. Больше того, Говард требовал ездить также и по плохой дороге для проверки рулевого управления, когда лучше слышно все стуки и скрипы. И говорил клиенту, ваше дело – проверить давление масла, так как если давление масла падает при нормальном нагреве машины, значит, надо что-то делать с кольцами, с клапанами или еще с чем-нибудь, а если дым идет, значит, машина жрет масло. А если снаружи слишком много масла, значит, треснул блок цилиндра, а еще треснул блок, если мерный щуп выходит оттуда вочень жидком масле, потому что внутри вода, И дело клиента проверить трансмиссию и задний привод на протечку смазки, на трещины, и Говард говорил, говорил, так что Миртл просто вылупила на него глаза. А потом Миртл сказала:

– Но я думала, ты продаешь машины, а не покупаешь.

– Покупаю и продаю, – сказал Говард, – и стараюсь быть честным с покупателями и с продавцами. Терпеть не могу мошенничества, как я уже говорил, и не стану мошенничать ради старика Уаттса и любого ему подобного, а если старику Уаттсу плевать на подобное отношение к этой самой распроклятой работе, что ж, он знает, что может сделать со своей работой.

В любом случае, больше он ничего не сказал насчет вранья Майклу про его остановившуюся в нашем доме жену, поэтому дальше обед шел вполне мирно. Миртл сказала, что помоет посуду и, если мы хотим, приготовит чай к нашему возвращению. Тогда я сказала, идея потрясающая, и предоставила ей это дело. Я ей в самом деле завидовала – получить в свое полное распоряжение на всю оставшуюся половину дня такой милый уютный дом, с удовольствием почитать у камина мою женскую газету, потом в 3.45 программа «Работаем под Музыку», потом, в 4.30, миссис Дейл. Приятная жизнь для любой женщины, которая вряд ли когда-нибудь выпадала Миртл после замужества и которой она по-настоящему не ценила. Ничто не сравнится с зимним послеобеденным временем, когда тебя всю клонит в сон, делать нечего, просто сиди у огня в легкой дреме, мечтай, за кого можно было бы выйти вместо того, за кого выскочила, воображай себя в темных очках и в спортивном костюме на Бермудах или еще где-нибудь, и к тебе наклоняется с зажигалкой волокита-красавец с белыми зубами и с бронзовым торсом Тарзана, ты, прикуривая, ему даришь загадочный взгляд, хотя на тебе, разумеется, солнечные очки, так что он этого взгляда не видит. Впрочем, мечты лучше реальности. Можете мне поверить.