Артуро Перес-Риверте - Учитель фехтования

Дон Хайме возмутился:

– Вы намекаете на то, что маркиз занимался шантажом?

Она насмешливо улыбнулась.

– Нет, сеньор, я вовсе не намекаю, я утверждаю. Луис де Аяла пригрозил, что обнародует документы, даже, быть может, пошлет их Приму, если мой друг не удовлетворит его требования. Наш дорогой маркиз продавал свое молчание очень дорого.

– Я не могу в это поверить.

– Мне безразлично, верите вы или нет. Вмешательство Аялы сделало это дело в высшей степени деликатным. У моего друга не оставалось выбора: надо было устранить опасность, заставить маркиза замолчать и забрать документы. Но Аяла был осторожным человеком...

Дон Хайме положил руки на стол и втянул голову в плечи.

– Да, он был осторожным человеком, – повторил он чуть слышно, – но ему нравились женщины.

Адела де Отеро снисходительно улыбнулась.

– И фехтование. И тут на сцене появились мы с вами.

– Боже мой!..

– Не принимайте это близко к сердцу. Вы ведь и представить себе не могли...

– Боже мой!

Она протянула руку, как будто собираясь дотронуться до его рукава, но не успела. Хайме Астарлоа отпрянул так, словно перед ним была змея.

– Он попросил меня приехать из Италии, – произнесла она мгновение спустя. – Вы были средством, чтобы добраться до маркиза, не вызвав у него подозрений. Но в то время мы и вообразить не могли, что возникнут такие трудности. Кто мог предвидеть, что Аяла передаст документы вам?

– Значит, его убили напрасно.

В ее глазах мелькнуло неподдельное удивление.

– Напрасно? Ни в коем случае. Аяла должен был умереть независимо от того, в чьих руках эти документы. Он был слишком умен и слишком опасен. Даже ко мне он в конце концов переменился, словно начал что-то подозревать. Надо было убрать его со сцены.

– И вы это сделали своими руками?

Взгляд ее впился в дона Хайме, словно стальная игла.

– Разумеется, – сказала она так просто и так спокойно, что дон Хайме растерялся. – Кто еще мог это сделать? События развивались стремительно, времени не оставалось... В тот вечер мы, как обычно, ужинали у него в гостиной. Нас было двое, он и я. Помню, Аяла был чрезмерно любезен и обходителен; он явно что-то подозревал. Это меня не беспокоило, я знала, что эта встреча – последняя. Пока он открывал шампанское, делая вид, будто очень рад меня видеть, хотя на самом деле никакой радости не испытывал ни один из нас, он показался мне особенно красивым. Его роскошные пышные волосы, его улыбка, великолепные белые зубы... Представьте, мне было жаль, что судьба уготовила ему такой конец.

Она пожала плечами, словно ей и вправду казалось, что во всем виновата только судьба.

– Все мои попытки вытащить из него необходимые сведения, – продолжила она вскоре, – закончились лишь тем, что он перестал мне доверять. Все было потеряно; настал черед действовать открыто. Я сказала ему напрямик, чего мне от него надо, и предложила большую сумму денег в обмен на документы.

– И он не согласился, – произнес дон Хайме. Она посмотрела на него немного удивленно.

– Разумеется. Разговор был только попыткой выиграть время, но Аяла этого не знал. Он попросту рассмеялся мне в лицо. Он заявил, что бумаги спрятаны в надежном месте и что моему другу пришлось бы расплачиваться за них весь остаток жизни, раз ему так не хотелось увидеть их в руках Прима. И назвал меня потаскухой.

Адела де Отеро умолкла, ее последние слова повисли в воздухе. Она говорила спокойно, без тени лукавства, и дон Хайме понял, что в ту ночь во дворце маркиза она вела себя точно так же: без возбуждения, без лишних слов. Она действовала холодно и расчетливо, как человек, ставящий выгоду выше страсти. Она была точна и прямолинейна, словно удары ее шпаги.

– Но ведь вы его убили не поэтому? Она посмотрела на дона Хайме внимательно, удивленная его проницательностью.

– Да, вы правы. Убила я его по другой причине. Маркиз умер, потому что было ясно, что он должен умереть. Я пошла на террасу и спокойно взяла боевую шпагу. Он решил, что это шутка. Он был уверен в себе и стоял передо мной, сложив руки на груди и глядя на меня спокойно, словно ему было интересно, чем все это закончится. «Луис, я убью тебя, – сказала я ему тихо, – ты будешь защищаться?..» Он расхохотался: все это казалось ему возбуждающей игрой, и он немедленно взял другую боевую шпагу. Наверное, потом он собирался отвести меня в спальню и хорошенько со мной поразвлечься. Он подошел ко мне, на губах у него, как всегда, играла циничная улыбка. Красивый, статный, в одной рубашке, он скрестил свою шпагу с моей и левой рукой послал мне шутливый воздушный поцелуй. Тогда я заглянула в его глаза, сделала обманное движение и, не раздумывая, вонзила шпагу ему в шею: быстрый укол с вольтом. Даже самый придирчивый учитель фехтования оценил бы мой укол по достоинству, оценил его и Аяла. Он посмотрел на меня с недоумением и умер раньше, чем свалился на пол.

Адела де Отеро взглянула на дона Хайме с таким невинным бесстыдством, словно речь шла о детской игре. Дон Хайме не мог оторвать от нее глаз, пораженный выражением ее лица: на этом прекрасном лице не было ни следа ненависти, раскаяния, страсти... Только слепая преданность идее, человеку. В ее жуткой красоте было нечто гипнотическое и в то же время отталкивающее: словно ангел смерти воплотился в ее чертах. Угадав его мысли, она отступила назад и вышла из полукружия света, падавшего от фонаря.

– Затем я обыскала дом, хотя особой надежды у меня не было. – Ее голос, звучащий из тьмы, казался безразличным, и дон Хайме не мог сказать, что больше его ужасало, слова или интонация. – Я так ничего и не нашла, хотя пробыла там почти до самого рассвета. Но в Кадисе вспыхнул мятеж, и Аяла должен был умереть независимо от того, завладеем мы документами или нет. Другого выхода не было. Мне оставалось только побыстрее уйти, я понимала: если бумаги спрятаны так надежно, что я не сумела их отыскать, их не отыщет никто... Я ушла, сделав все, что было в моих силах. Теперь мне предстояло исчезнуть из Мадрида, не оставив следов. Я опять... – она колебалась, подбирая слова, – я опять отступала во мрак, откуда некогда появилась. Адела де Отеро должна была покинуть сцену. Наш план предусматривал и это...

Дон Хайме больше не мог слушать стоя. Он чувствовал, что ноги его слабеют, а сердце бьется едва слышно. Он медленно опустился в кресло, боясь потерять сознание. Когда он заговорил, из горла у него вышел едва различимый шепот. Он с ужасом предвидел ответ.

– А что произошло с Лусией... со служанкой?.. – Запнувшись, он взглянул на тень, которая стояла напротив него. – Ведь она была такого же роста... Примерно одного с вами возраста, и тот же цвет волос... Что с ней случилось?

На этот раз молчание затянулось. Наконец вновь зазвучал равнодушный, бесцветный голос Аделы де Отеро: