Олег Рой - Дом без выхода

– А этого, папа, никто не сможет сказать, кроме Виолетты, – ответила за всех Катя.

Стас тотчас сорвался с места.

– Ну так поехали, чего ж вы сидите?

– Куда? – не поняла Марьяна.

– Ну как это куда? Домой, к ним! Уж я с ней поговорю! Уж она мне все расскажет как миленькая! Нет, но вы подумайте, какая же она тварь!

Дорога из центра на Рублевку через московские пробки была неблизкой. Стас успел расспросить дочь о ее житье-бытье в Англии, хватался за голову, сокрушался, каялся.

– Господи, Катька, я так виноват перед тобой, мне нет прощения! Ну что мне сделать для тебя? Проси, что хочешь, честное слово, я все сделаю!

Катя невесело засмеялась.

– Знаешь, пап, я так давно мечтала, чтобы ты когда-нибудь мне так сказал! – призналась она. – Лет, наверное, с восьми.

– И о чем же ты хотела попросить меня все эти годы? – Он обнял дочь, она прильнула к нему.

– Раньше я сказала бы тебе – женись на Марьяне, пусть она будет моей мамой!

– Вот оно что! – присвистнул Стас.

– Но теперь я уже так не скажу! – успокоила его Катя.

– Вот как? А что же ты хочешь сейчас?

Катя взглянула на него, и Стас изумился тому, как изменилась его дочь за какой-то месяц. Выражение лица у нее было совсем взрослым.

– Я хочу, чтобы мы нашли Тину! – тихо проговорила она.

В приоткрытое окно влетел красный кленовый лист и тихо спланировал на пол к ногам Старухи.

– Люблю осень! – сказала она, наклонилась и подняла листок.

Но Виолетта, причесывавшаяся перед зеркалом, только помотала головой:

– Дура ты! Ничего ты не понимаешь! Это не осень, это лето. Мое бабье лето. Вот оно, наконец, и пришло.

– Ты так думаешь? – Старуха распахнула окно во всю ширь и выглянула в золотой сад. – Эх, красота-то какая!

– Ну конечно! – Виолетта самодовольно подмигнула зеркалу. – Посмотри, как я молода и хороша. И почти всем довольна, почти всего добилась. Мне не хватает только одной вещи.

– Это какой же? – ехидно поинтересовалась Старуха. Она взмахнула руками, и, вторя ее движению, по саду пролетел порыв ветра, зашелестел багряными и желтыми листьями, сорвал их, закружил над землей.

– А будто ты не знаешь? – улыбнулась Виолетта. – Я хочу сама стать женой Стаса. Для Аньки он слишком хорош. Она его явно не заслужила!

– И что, думаешь, у тебя получится? – вкрадчиво спросила Старуха. Тон ее уже начал раздражать Виолетту.

– А то нет! – Она подошла к стене и открыла сейф. Перебираясь из флигеля для прислуги в большой дом, Виолетта специально выбрала для себя комнату, раньше бывшую кабинетом Тины. Во-первых, рядом, прямо за стеной, была спальня. А во-вторых, тут находился сейф с драгоценностями.

– Это отчего ж ты так уверена? – Старуха совсем высунулась в окно.

– Раньше-то у меня все получалось! – Виолетта принялась доставать коробочки с украшениями, расставляла их по столам и столикам, открывала, любовалась игрой камней. Сколько же здесь всего! И все это принадлежит ей.

– Ну раньше-то это я тебе помогала, – усмехнулась Старуха и выбросила кленовый лист за окно, но он полетел почему-то не вниз, а вверх.

– Да ладно воображать, я и без тебя неплохо справлялась! – Виолетта вынула изумрудное колье и приложила его к своей шее.

– Ну-ну! – Старуха помахала рукой, и лист опять вернулся в комнату.

– И потом – ты же мне и дальше будешь помогать! – заявила Виолетта. Изумрудное колье сменила бриллиантовая брошь.

– А если не буду?

– Будешь, куда ты денешься!

– А вот не буду!

– А что так? – Виолетта не отнеслась к ее словам всерьез.

– Да надоела ты мне! Зазналась очень! – Старуха снова замахала руками, и снова зашумел ветер, листья разноцветным вихрем влетели в комнату, кружились под потолком, медленно опускались, ложились на столы и столики, смешиваясь с драгоценными камнями.

– Ты чего, сдурела? – возмутилась Виолетта. Никогда еще в жизни она не слыхала от Старухи подобных заявлений.

– Это ты сдурела, – захохотала Старуха, дразнясь и высовывая длинный отвратительный язык. – Ты сдурела, сдурела, сдурела! – Продолжая смеяться, она запрыгала по комнате, закружилась, и вместе с ней вновь поднялись в воздух и закружились листья. А Старуха быстро металась по комнате и то рассыпалась на множество одинаковых старух, то вновь собиралась в одну и безобразно хохотала, разевая беззубый рот.

– Замолчи! Прекрати, слышишь! – Разозленная Виолетта схватила одну из своих любимых пепельниц и запустила в Старуху, но попала почему-то в зеркало. Раздался грохот, потом звон, и по комнате полетели осколки серебряного стекла. Так же, как листья, они вихрем завились в воздухе, падали и смешивались с драгоценностями. Но вот блестящая круговерть утихла, и вместе с ней исчезла Старуха. Виолетта взглянула в покрытое трещинами зеркало и вдруг с ужасом увидала в нем вместо своего отражения лицо Старухи.

– Нет, нет! – в ужасе закричала она. – Это не я, не я! Я никогда не стану такой!

А комната вдруг заполнилась людьми. Тут были все – и Стас, и Катя, и Федоровы, и Виктор, и Анна, и Тина, и Яков, и Игнатьев, и Баскаков, и Клавдий, и Эдик, и даже девицы из агентства по найму гувернанток, как бишь их там... И все что-то наперебой говорили, показывая на нее, и в комнате стоял невообразимый шум, а потом вдруг наступила гробовая тишина и чей-то голос, мужской и до боли знакомый, проговорил:

– Господи, да она же безумна!

В тот день выпал первый снег. Но если в Москве он падал на теплый асфальт и тут же превращался в грязное месиво под ногами, то здесь, за городом, он лег на землю чистым белым ковром, нарядил мокрые голые ветви деревьев в сверкающее кружево и утвердил повсюду строгую, торжественную тишину. Так же тихо и строго было и в опустевшем доме, казалось, будто и в нем выпал снег, такое вдруг все стало чужое, далекое и холодное. А ведь она уже успела сродниться со всем этим домом, со всей этой роскошью, впитать ее кожей, сделать своей! А теперь вещи точно сторонились ее, казалось, провожали неприязненным взглядом вслед и строго осаживали: «Уходи! Ты здесь чужая!»

Дом, раньше такой большой и живой, вмиг опустел. Стас был на работе, дети теперь жили у Федоровых, прислуга тоже куда-то подевалась, и если бы не охрана у ворот, Анна думала бы, что она тут совсем одна.

Вздрагивая от шума собственных шагов, она поднялась на второй этаж, прошла в спальню, которой после ее отъезда, казалось, никто не пользовался. Кровать была заправлена идеально, без единой морщинки, так заправляют аскетическую солдатскую койку, а не уютное супружеское ложе. Анна вздохнула. Вид этой постели вызвал в ней целый рой воспоминаний о ночах, проведенных вместе со Стасом, но ночи эти не были бурными – даже в самые нежные минуты этот мужчина, вроде бы и любивший ее, и желавший быть с ней, оставался не то чтобы холодным, а каким-то далеким и чужим. Она так и не успела насладиться его любовью. Когда они были рядом, ее не покидало чувство, которое бывает во сне, когда хочешь обнять человека, а обнимаешь пустоту. Анна еще раз вздохнула, перешла в гардеробную и принялась вынимать из шкафов свою одежду и укладывать ее в заранее приготовленные кем-то чемоданы.