Олег Рой - Эдельвейсы для Евы

Вот так и получилось, что на Ленинский проспект я прибыл без помощи общественного транспорта. Но сколько ни думал по дороге, так и не смог изобрести никакого хитрого хода, позволившего бы мне надавить на Добрякова и поскорее вызволить дочь.

Я оказался у нужного подъезда, так и не решив, что предпринять. Металлическая дверь прочно охранялась домофоном. Была не была! Я набрал номер квартиры и позвонил.

– Кто там? – спросил женский голос.

– К Михаилу Борисовичу! – отвечал я.

– А они здесь больше не живут.

Вот это новость! Честно признаться, я просто упустил из виду такой вариант развития событий. Что же теперь делать?

– А куда они переехали? – я, как утопающий, схватился за последнюю соломинку.

– В Химки. Они там дом построили.

– Может, вы дадите мне адрес? – Я был уверен, что услышу в ответ: «А я его не знаю». Но сегодня, видно, звезды на небе расположились каким-то особым образом. Так или иначе, мне повезло.

– Сейчас найду, – ответила женщина и отключилась. Но не прошло и нескольких минут, как из динамика вновь зазвучал ее голос:

– Але, вы еще здесь? Поселок Вашутино, Северная улица, дом шестнадцать.

– Спасибо! Вы даже не представляете, как меня выручили!

За те годы, что я не был в Москве, окрестности города разительно изменились. Я помнил, как эти места были самой что ни на есть типичной деревней – а теперь оказались сплошь застроены новехонькими домами и домиками – изредка красивыми, иногда оригинальными, часто безвкусными и почти всегда очень дорогими. Сейчас, в конце мая, когда вокруг все зеленело и цвело, эти поселки на берегах реки и водохранилища выглядели просто райскими уголками – особенно по сравнению с пыльным загазованным городом.

Коттеджный поселок, где, судя по всему, поселились Добряковы, был совсем новым, большая часть домов была еще недостроена, некоторые участки и вовсе пустовали. У номера шестнадцать по Северной улице тоже еще не было забора, а двор имел тот вид, который обычно бывает, когда идет стройка – повсюду какой-то мусор, кучи песка и щебня, никаких тебе пока еще дорожек и клумб. Гаража тоже еще не было – шикарный серебристый «Мерседес» был припаркован просто у стены. Но дом уже был обжит: на окнах висели занавески, резные балконы украшали розовые, белые и голубые цветочки в висячих горшках, а в одном из окон первого этажа виднелся сидящий на подоконнике большой лилово-желтый игрушечный заяц.

Я остановил «Тойоту» в аллее напротив дома, в тени весело зеленеющих березок, и принялся ждать, сам не зная чего. Но, очевидно, сегодня был мой день. Не прошло и пятнадцати минут, как дверь коттеджа отворилась и из нее появилась целая процессия. Первым вышел мужчина средних лет – лысый, полный и как две капли воды похожий на описание, данное мне Остапом. Следом выбежала девочка лет шести, черненькая, тоже толстенькая, очень похожая на отца. Завершала шествие молодая высокая женщина в элегантных расклешенных брюках.

– Папа, пока-пока! – пропищала девочка. Толстяк чмокнул ее в макушку, и у меня все заклокотало внутри. Вот сволочь! У самого есть дочь…

– Лика, иди в дом! – сказала женщина. Она тоже была темноволосой, с короткой стрижкой «а ля ежик», но, в отличие от мужа и дочери, худощавой, на мой вкус, пожалуй, даже излишне. Мне нравятся женщины с формами, а эта была ровной сверху донизу, тощей и какой-то колючей. Я тут же окрестил ее Ежихой.

Девочка убежала, Ежиха прислонилась спиной к витой решетке крыльца и закурила.

– Когда ты вернешься? – сварливо поинтересовалась она.

– Как обычно, – раздраженно отвечал он. Не похоже, чтобы эти супруги таяли от любви друг к другу.

– То есть поздно. И когда же? В двенадцать? В два? Или уже утром?

– Не знаю. Жанна, сколько раз тебе можно объяснять – у меня ненормированный рабочий день. Это в конторах штаны просиживают с десяти до шести, а я все-таки на телевидении работаю. – Голос Толстяка почему-то казался мне смутно знакомым, но я никак не мог сообразить, где именно я мог его слышать. Во всяком случае, не на кассете. И по телефону от имени похитителей со мной говорили совсем по-другому – но и там, и там голос был искусственно приглушен, точно звучал через платок.

– Ну да, конечно! – продолжала тем временем язвить Ежиха. – И работа у тебя такая тяжелая-тяжелая… Оттого и возвращаешься каждый раз ночь-заполночь, весь в помаде, духами от тебя прет за версту! Да еще и пьяный вдрыбадан. Как тебя гаишники только пропускают? Хорошая, я смотрю, у вас работа на телевидении! Может, и мне туда устроиться? А то что-то надоело дома сидеть, верную жену из себя изображать.

Толстяк равнодушно постучал ногой по колесу, проверяя, хорошо ли накачана шина. Лицо его выражало скуку – он явно привык к подобным разбирательствам.

– Я тебя сутками не вижу! – продолжала тем временем Ежиха. – Тебя никогда нет дома, а если вдруг и забредешь случайно, то уставишься в эту свою проклятую аппаратуру и сидишь, как зомбированный! Ни капли внимания ни Лике, ни мне! Ты хоть помнишь, когда мы с тобой последний раз трахались? Нет? А я помню. Двадцать первого февраля. Еще зимой. А сейчас уже май на исходе!

Толстяк скривился:

– Жанна, ты не могла найти другого времени для того, чтобы устроить сцену? Мне ехать пора, я уже опаздываю!

– Да катись ты ко всем чертям! – Она, не глядя, отшвырнула окурок и ушла в дом, хлопнув дверью.

«Да, – подумал я, – неплохая иллюстрация к словам Льва Толстого о несчастной семье».

Толстяк, даже не поглядев ей вслед, направился к своей машине. Внезапно раздалась мелодия «Мурки» – кто-то звонил ему на мобильный. Очевидно, в этом месте была плохая связь: чтобы поймать сеть, ему пришлось походить туда-сюда по улице. Наконец, он остановился прямо перед моим автомобилем. Слава богу, что у «Тойоты» были тонированные стекла. Добряков даже не мог видеть, есть кто-то в машине или нет.

– Алло! – говорил он в трубку. – Слушай, но я же просил тебя не звонить в это время! Нет, еще дома, еще не уехал. Понятно, и я по тебе, но ты же знаешь… Ну, хорошо. Вот и умница. Конечно, увидимся. Давай часов в восемь, я уже точно освобожусь. А сама выбери – куда хочешь, туда и пойдем… «Эрл Грей»? А где это? На проспекте Мира? Хорошо, договорились. И я тебя целую, сама знаешь, куда…

Похоже, он был доволен только что состоявшимся телефонным разговором. Во всяком случае, усаживаясь в машину, он даже что-то мурлыкал себе под нос и явно менее всего думал о Ежихе и ее претензиях.

Серебристый «Мерседес» заурчал и рванул с места. Я выждал некоторое время и отправился следом за ним. Несмотря на то что внутри у меня все бурлило, я вынужден был держать себя в руках. Впереди меня ехал человек, собственноручно похитивший мою дочь, а значит, малейшее неосторожное движение с моей стороны могло навредить Светке. Причем навредить необратимо…