Александр Житинский - Седьмое измерение (сборник)

Когда мужья уходили, к женщине приходил любовник. Любовник у нее был один. Он приходил всегда пьяный, матерился и срывал с клумбы цветы, любовно посаженные мужьями. Потом они уединялись в доме и оттуда слышался звон разбиваемой посуды.

Вернувшиеся мужья деликатно играли в преферанс на столике в саду. Они играли по полкопейки и ждали, когда любовник удалится.

Уходил он шумно, хлопая калиткой и не оглядываясь на женщину, которая бежала за ним в слезах по песчаной дорожке. Мужья в это время расписывали выигрыш. Проигравший получал жену на ночь, а два других, облегченно вздохнув, устраивались спать в гамаке.

Ночью они раскачивались и тихонько выли на луну.

Я переступил через предохранитель и вошел внутрь. Передо мной была железная дверь, на которой было написано красным карандашом: «Не влезай – убьет!» Я вошел. Там на трансформаторе высокого напряжения сидел редактор и светился голубоватым пламенем. Он нервно улыбнулся мне, и между его зубами с сухим треском стрельнула искорка.

– Через полчаса эфир, – сказал он. – Исправили?

Я протянул ему текст.

Редактора затрясло, он загудел, электричество шевелило ему волосы. Вообще редактор был какой-то неисправный.

– Пошли, – сказал он, прочитав. – Может быть, проскочит.

И мы пошли, путаясь в лампах и прочих деталях. Нам встречались какие-то люди, которых мы обходили, чтобы не нарваться на разряд тока.

Наконец редактор впихнул меня в трубку. Там было попросторнее. Что-то щелкнуло, и я стал голубым и плоским. Электронный луч обегал меня пятьдесят раз в секунду, неприятно щекоча тело. Мое изображение подергивалось, сжималось и покрывалось рябью. А голос звучал совсем из другого ящика.

Миллионы телезрителей смотрели мне в рот, надеясь, что я скажу что-нибудь путное. А наверху, в регуляторе звука и изображения, скрючившись сидел редактор, испуская невидимые глазу электроны.

Знал я одного фаталиста. Он жил в доме напротив, на восьмом этаже. Каждое утро фаталист прыгал из окна на улицу. Это ему заменяло утреннюю гимнастику. Жена бросала ему вслед портфель, и фаталист шел на работу. В портфеле был завтрак, состоящий из бутерброда с килькой. Проходя мимо моего балкона, фаталист приветливо помахивал мне рукой. Он совершенно точно знал, что умрет позже меня. Это ему предсказала электронно-вычислительная машина.

Время от времени фаталист попадал под трамвай, его поражало током, он горел и тонул. Все ему сходило с рук. Его оптимизм вырос до невероятных размеров.

Когда он в очередной раз шлепнулся на асфальт на другой стороне улицы и поднялся на ноги, отряхиваясь, я высунулся в форточку и крикнул:

– Прошу учесть, я бессмертен!

Фаталист побледнел, его жизнь мгновенно потеряла всякий смысл и значение. Он сгорбился и пошел вдоль улицы. Портфель с завтраком висел в руке, как маятник остановившихся часов.

Вечером я узнал, что он подавился килькой и умер в страшных мучениях.

Двое каких-то оболтусов, угрожая вожатому рогаткой, захватили трамвай и угнали его в Швецию. Пассажиров они выпустили в Финляндии, кроме одного, который был пьян и спал на заднем сиденье.

Доехали до Швеции, спрятались в свои политические убежища и сидят. А трамвай, между прочим, стоит посреди Швеции, как мамонт. Шведы его окружили плотной толпой и стали внимательно изучать.

– Не похоже на самолет, – сказал один швед. – Нет крыльев.

– Не похоже на пароход, – сказал другой. – Нет винта.

– Не похоже на танк, – сказал третий. – Нет пушки.

Тут пьяный проснулся и выглянул из трамвая.

– Хоть меня убей, не похоже на Купчино! – закричал он. – Где же пивной ларек?

Один ученый милиционер изобрел новый способ борьбы с пьянством. Он изобрел шапку-невидимку. Принцип действия шапки был прост: если человек пьяный, шапка делает его на время невидимым, а когда он начинает трезветь, то постепенно проявляется в видимую сторону, как фотоснимок.

По улицам стали ездить машины «Спецмедслужба», доверху набитые шапками. На всякий случай шапки примеряли всем подряд. Многие граждане тут же исчезали.

В городе стало пустынно. Изредка попадались женщины и дети. Ездили пустые автобусы, из которых почему-то доносились пьяные крики. Но на первый взгляд был полный порядок.

Прошли сутки, но никто из невидимок не появился обратно. Тогда догадались, что изобретение до конца не продумано. Дело в том, что граждане ухитрялись невидимо опохмеляться, поддерживая себя в исчезнувшем состоянии. Пришлось дать выпить дружинникам, нарядить их в шапки и отправить туда.

Теперь невидимые дружинники ловят невидимых пьяниц, а мы тут сидим и ни черта не знаем.

По радио пропели лекцию о международном положении. Ее пели два часа, баритоном, под аккомпанемент рояля. Потом мужчина и женщина спели дуэтом объявления, и большой хор исполнил литературно-критическую передачу об очередном номере журнала «Нева». Затем пели пионеры, как они собирают металлолом, за ними немного попел работник ГАИ про аварии, а вечером долго и неубедительно пел футбольный комментатор.

Я удивился: почему это все поют? Тогда мне объяснили, что сегодня проводится День песни. Все стало понятно.

Неизвестно почему, правда, песни в этот день говорили шепотом.

Мне подарили необычные очки. Одно стекло в них увеличивающее, а другое уменьшающее. Если смотреть двумя глазами сразу, картина получается странная.

Вот ко мне подходит большой, а потому красивый человек, на животе которого, как галстук, болтается малюсенькая его копия с мелкими чертами пигмея и повадками обезьяны.

Большой человек растопыривает толстые руки и идет мне навстречу с широкой улыбкой, но я-то вижу, что маленький, копирующий его жесты, нелепо дергает ручками и растягивает ротик в кислой улыбке.

Большой человек хлопает меня по плечу и хохочет, в то время как маленький бьет меня под ложечку и хихикает.

Большой человек смотрит мне прямо в лицо, а маленький – не поймешь, куда смотрит.

Можно, конечно, прикрыть один глаз. Но какой?

Сначала они обступили меня, долго разглядывали и качали лысыми головами. Один мудрец ощупал мои плечи, другой измерил рост, третий выслушал сердце трубочкой. По всей вероятности он был врачом.

Затем они собрались в кружок и о чем-то заговорили, бросая на меня восторженные взгляды. Я сидел и пил вино. Меня интересовало, что они предпримут дальше.

А дальше они пошли всей толпой на цыпочках ко мне и принялись дарить мне свои искусственные челюсти.

– Кусайтесь, молодой человек, кусайтесь! – шамкали они. – Мы-то уже не можем кусаться!