Иванна Жарова - Изамбар. История прямодушного гения

«Изамбар! – говорит Доминик. – Я пойду с тобой».

И далеко-далеко, будто на другом конце земли, поет петух.

Повозка с осужденными со скрипом и грохотом катилась на рыночную площадь. Путь от тюремных ворот до места казни превратился для смертников в новую, но не последнюю пытку: после трех недель в застенках монсеньора Эстебана, кровавого долэнского епископа, каждый толчок повозки отдавался в раздробленных суставах резкой, пронзающей болью, а впереди обоих ждал огонь. У Доминика мутился разум. Он то и дело словно проваливался куда-то, а очнувшись через несколько мгновений, снова видел перед собой огромные черные глаза Изамбара, и каждый раз эти глаза давали ему новый глоток силы. Доминик мысленно благодарил Бога за то, что смерть не разлучит его с другом, но соединит еще крепче – они умрут вместе. И теперь их истерзанные тела лежали рядом, а глаза могли встречаться в любой миг. Доминик отчаянно боролся, то побеждая боль, то проигрывая ей свой разум и память. Он хотел быть с Изамбаром всем существом, каждый миг этого пути, так, как Изамбар был с ним. Там, куда проваливался Доминик, его подстерегали смутные тревоги и забытые детские страхи, принимавшие образы чудовищ, томление, одиночество… Но черные глаза сияли ясно, как путеводная звезда, согревали, как солнце, хранили, как талисман. В них было что-то поистине материнское, нерушимое, дающее покой, отвагу, мужество. Доминик смотрел в них, как припадает к родной земле воин, чтобы, поднявшись, бесстрашно ринуться в бой. В этих глазах жил неутомимый ум, свободный, не знающий уныния дух и что-то еще, чему Доминик никак не мог найти названия. Это оно питало его и укрепляло. Изамбар был моложе, тоньше и, казалось бы, гораздо мягче Доминика, но Доминик шел за ним как за учителем с самого начала и не познал на пути горечи разочарований, даже теперь, лежа с ним в этой повозке.

Повозка уже въезжала на площадь под приглушенный гомон толпы, когда Доминику вспомнилась их первая встреча. Это случилось здесь же, в Долэне, более десяти лет назад, еще при прежнем епископе. Доминик тогда всерьез думал о том, чтобы стать священником. Он приехал в столицу накануне и, переночевав на постоялом дворе, с утра пораньше отправился погулять по городу и хорошенько осмотреться. На улице, ведущей к Восточным воротам, навстречу ему попался хрупкий юноша в потрепанном дорожном плаще, залатанном цветными лоскутками. На плече у него висела котомка и неизвестный музыкальный инструмент в кожаном чехле. Взглянув в лицо юноши, Доминик не мог не заговорить с ним – слова сами слетели с языка, и спросил он у странного музыканта даже не имя.

«Куда ты идешь?» – вот что спросил Доминик!

Юноша улыбнулся приветливо и открыто, но вместо ответа сделал жест, показывающий, что идет он очень, очень далеко, так что пути его не вместиться в слова.

Доминик знал, что сам не найдет такого пути без провожатого, и видел, что провожатый надежен – в глазах его было то, что никогда не перестает.

9 марта 2004 года,

Санкт-Петербург

Что это? Средневековый роман? Философская проповедь, облеченная в художественную форму? Психологическая драма? Причудливый симбиоз христианской мистики, пифагорейства и эзотерики, не обременяющий себя жесткими рамками устоявшихся литературных жанров?

Действие повести разворачивается во внутреннем пространстве души умирающего человека и вращается вокруг одного центра – события, которое найдет свое место в финале; неизбежно и все же неожиданно.

Книга адресована читателю, способному на активное творческое мышление, готовому к сопереживанию. Такой читатель найдет здесь обильную пищу для ума и сердца. Средневековье. Условное (в тексте ни одной даты). Из сюжетного контекста, правда, ясно, что дело могло происходить между XIII и XV веками. (1439 год – Флорентийский собор, Уния между Римом и Константинополем, которую Католическая церковь с тех пор официально не отменяла.) Но не стоит искать здесь конкретных исторических реалий. Время – внутри нас. «Современный» автор и его «средневековые» герои естественно преломляются друг в друге.

Некое западноевропейское королевство. Тоже условное и безымянное, а названия городов вымышленные. Умирает старый архиепископ, монсеньор Доминик, грозный «охотник на ведьм». Дыхание смерти пробуждает в нем последнюю ослепительную вспышку осознания, и ужас небытия отступает перед живым образом человека, казненного много лет назад. Монсеньор Доминик хотел спасти его, но этот человек не принял помощи…

Проездом заглянув в один из монастырей, епископ задержался там на много дней. В обвиненном в ереси монахе-переписчике он обнаружил гениального математика. Изамбар (так зовут монаха) в совершенстве знает арабскую алгебру и владеет неслыханными вычислительными приемами! Монсеньор Доминик всерьез увлекается астрологией и страшно заинтригован. Изамбара обвиняют в отрицании Filioque (то есть исхождения Святого Духа от Сына), в «греческой ереси», как выражается настоятель аббатства. В глазах епископа это обвинение – ничто в сравнении с феноменальным умом, знаниями и талантами обвиняемого. Помимо корыстного интереса, монсеньором Домиником движут искреннее восхищение и желание понять природу Гения.

Изамбар, скромный безвестный монах, знает арабский и греческий языки, владеет искусством скорописи и многими другими удивительными способностями, а за его математической системой стоит философская основа. Кроме того, он бесподобный музыкант, одаренный уникальным голосом. И губит его не что иное, как человеческая зависть, страстное восхищение, переходящее в ненависть. И его бесконечная доброта. Он «добрый до безумия». В этом его сила. И его слабость, как убеждает себя епископ. Убеждает безуспешно. Изамбар покоряет его сердце. Покоряет своей всеприемлющей беззащитностью, которая на поверку оказывается неотразимым оружием. Чутко угадывая и щедро даря каждому именно то, в чем каждый нуждается, Изамбар не знает меры. Виртуоз абстрактного мышления, разглядевший в пифагорейском учении Бесконечность Вселенной, а в арабской алгебре – «Тайну неделимого Целого», он – христианин по существу, по природе. Добродушно иронизируя над «богом богословов», «Образом Власти и Символом Деспота», фактически отвергая догмат о Троице как способ восприятия Бесконечного трехмерным и ограниченным, он в то же время всем сердцем сочувствует Доминику, рабу и «жертве своего бога-тирана». И идет за Христом. Это один из множества парадоксов, которыми полна Изамбарова математика и сама жизнь, отраженная в ней как в зеркале. И сам Изамбар – зеркало, куда смотрится епископская душа. Зеркало парадоксов на поверхности океана Любви. Неизмерима глубина, скрытая внутри нас. Непредсказуем, непостижим человек в своей сокровенной природе. Просто люди боятся самих себя. И сами себя обманывают. Счастье человека – в бесконечном познании. Познавать – значит достойно предстоять Вселенной. Освящать разум Любовью. Стремиться к Истине, не ища своего, доверять и отдаваться ей. Без Любви нет познания.