Эмиль Брагинский - Тихие омуты

– Не мое дело заниматься подозрениями, – хладнокровно ответствовала Джекки, – я веду журналистское расследование.

– Я был бы вам весьма признателен, если бы вы пошли вон отсюда! – сквозь зубы процедил Антон Михайлович...

Жигуленок Тобольской ехал, если можно так выразиться, не совсем по прямой, а слегка виляя.

Джекки вцепилась в руль обеими руками, чтобы машина хоть как-то ее слушалась.

Но машине, видно, надоел хмельной водитель, она помчалась под гору и ткнулась носом в ни в чем не повинную сосну.

– Приехали! – констатировала Джекки.

– Ура! – обрадовался Владик, которого алкоголь разбирал чем дальше, тем больше.

– Владик, уйди в тень! – послала его Джекки.

– Зачем мне куда-то идти, когда в лесу кругом тень? – с пьяной простодушной искренностью возразил Владик...

В это же ночное время Антон Михайлович добрался до деревенской телефонной будки. Ждать до утра он не желал и потому безжалостно разбудил своего заместителя:

– Ваня, это правда?

Иван Павлович даже спросонья узнал голос шефа:

– Антон Михайлович, вы где?

– В деревне.

– Вы в порядке?

– Как я могу быть в порядке, когда только-только узнал, что из нашего фонда украли дикие деньги!

– К сожалению, шеф, это правда!

– Я сейчас же еду в Москву! – принял решение Каштанов.

Иван Павлович искренне поразился:

– Зачем?

– Как это зачем! Я должен принять меры, я должен быть там, я должен...

– Вы знаете, кто украл?

– Какая чушь – конечно нет!

– Можете найти преступника?

– Что я тебе, сыщик? – возмутился Антон Михайлович. – Опять несешь ерунду!

– Тогда зачем вам приезжать? Отдыхайте. Я буду вас информировать о ходе следствия. Вам куда звонить?

– У меня нет телефона. Я тебе буду звонить сам...

Собор монастыря смотрелся в зеркальную поверхность озера. Первые лучи встающего солнца коснулись куполов храма. Со звонницы доносились мелодичные звуки колоколов. Начался новый день...

Когда утром Антон Михайлович вышел на свежий воздух, то сразу же рядом со своим жильем обнаружил ржавые «Жигули», слегка помятые после поцелуя с деревом.

Из капота машины торчала небольшая сосна, совсем как вишневое дерево из головы оленя в романе о Мюнхгаузене.

Из машины выползла Джекки. Вид у нее был далеко не выигрышный, чтобы не сказать помятый.

– Доброе утро! – пробормотала она.

– Какое, к черту, доброе, если вы здесь! – устало сказал Каштанов.

– Для преступника, который объявлен во всероссийский розыск, вы ведете себя беспардонно! – парировала Джекки.

Владик незаметно для Антона Михайловича снимал его из окна автомобиля.

– Ну и паршивка же вы, извините за выражение! – припечатал Каштанов.

– А вы лицемер! – не осталась в долгу Джекки.

– А вы хоть бы умылись после вчерашнего! Выглядите урод уродом!

– А вы вредный, гнусный старикан! – не сдавалась Джекки.

Владик, выйдя из автомобиля, с упоением снимал перепалку.

Антон Михайлович заметил это и двинулся на оператора с угрожающим видом.

– Прекратите снимать! – При этом Каштанов сделал попытку отнять видеокамеру.

Владик завопил:

– Меня можете убить, но камеру не трогайте! Она слишком дорого стоит.

Было уже известно, что хирург сильнее оператора, и Джекки бросилась на защиту аппаратуры. Она вступила с Каштановым в сражение... В битве она применяла приемы у-шу и вообще усердно колошматила доктора. А профессиональный оператор не мог упустить такую роскошную возможность заснять драку.

Обычно, во всяком случае в кино, подобные сцены кончаются объятиями драчунов, но сейчас этого не произошло. Антон Михайлович вырвался из рук разъяренной Джекки и сказал брезгливо:

– Я женщин никогда не бил! И не буду!

– Да вам с ними и не справиться! – Джекки была в своем репертуаре.

Если бы состоялся фильм, то эту сцену, наверное, тоже показали бы в черно-белом варианте...

Вскоре все трое завтракали в турбазовской столовой, только Каштанов в одном углу, а телевизионщики в противоположном. Летняя столовая представляла собой большой тент, под которым на берегу озера были расставлены столики и стулья.

Между столиками врагов расположилась семья отдыхающих в традиционном составе – муж, жена и ребенок.

– Наш новый лодочный сторож кого-то напоминает! – Жена, крупногабаритная тетка, не сводила глаз с мрачного Антона Михайловича.

Тощий муж тоже на него поглядел и высказался конкретно:

– Грязный, неопрятный, несимпатичный.

Справедливый Владик заступился за Каштанова:

– Это преувеличение – не такой уж он неопрятный.

– Но несимпатичный – это точно, очень несимпатичный! – высказалась Джекки.

– Я уже знаю, на кого смахивает этот тип! – громко провозгласила тетка. – На того профессора, который украл пять миллионов долларов!

Каштанов не выносил гипербол:

– А я слышал, что не пять, а только два!

Тетка зашлась от возмущения:

– Вот у меня газета с портретом, и тут напечатано, что он слямзил пять!

– Нам бы такие деньги! – мечтательно произнес муж.

– Будьте добры, дайте, пожалуйста, посмотреть газету! – оторопев, попросил Антон Михайлович.

Он взял газету и увидел свой портрет. Под ним крупным шрифтом было напечатано:

«Исчез Каштанов – выдающийся хирург», а пониже, тоже крупно, но помельче: «Из фонда академика Каштанова похитили два миллиона долларов!»

– Но тут же написано два миллиона, – укоризненно сказал Антон Михайлович, на что у тетки нашелся убедительный аргумент:

– Где два, там и пять!

Джекки поднялась из-за стола и направилась к стойке, где высился здоровенный чайник, а рядом вереницей выстроились подстаканники со вставленными в них стаканами. Джекки налила себе чаю, а возвращаясь, уже с подстаканником в руке, приблизилась к доктору.

– Позвольте и мне взглянуть! – елейно-мерзким тоном пропела журналистка и протянула руку к газете. Но...

– Это не моя газета! – строптиво заявил Каштанов и вернул ее владелице.

Однако Джекки не успокоилась и обратилась к хозяйке:

– Вы разрешите, буквально на секунду! – Сейчас она была воплощенная вежливость.

Тетка вручила ей газету, заметив при этом:

– Ведь правда похож?!

Джекки поизучала фотографию, затем перевела взгляд на Антона Михайловича и вынесла приговор:

– Нет, не похож! Наш лодочник много старше!

– Большое спасибо! – с усмешкой поблагодарил лодочник.

– А я убеждена, – упорствовала тетка, – очень даже похож на ворюгу, который обчистил детский фонд.

– Это не детский фонд! – ляпнул правдолюбец.

Тем временем семья, расправившись с завтраком, поднялась из-за стола. А муж бдительной тетки сунул в руку лодочника монету.

– Приготовь лодку, ту, синюю с белым!