Эмиль Брагинский - Старики-разбойники

Люди делятся на тех, кто доживает до пенсии, и на остальных. Пенсия – это сумма денег, которую безвозмездно выплачивают в период между окончанием работы и окончанием жизни. Человек, которому платят за то, чтобы он не работал, называется пенсионером. Пенсионеры бывают союзного значения, республиканского значения, местного значения и те, кто значения не имеют.

А старость надо уважать, хотя бы потому, что каждый, если повезет, станет стариком или старухой...

Николаю Сергеевичу Мячикову повезло. Неделю назад ему исполнилось шестьдесят лет.

Внешность у Николая Сергеевича была такая же, как возраст, а фамилия такая же, как жизнь. Мячикова швыряли, гоняли, пинали и, случалось, надували. Но, несмотря на это, на лице Николая Сергеевича светились голубые, детские глаза. По ним можно было догадаться, что Николай Сергеевич – человек добрый, мягкий, доверчивый, ясный и поэтому недалекий. Совершенно непонятно, как человек, обладающий такими качествами, мог работать следователем по уголовным делам.

В следователи Мячиков попал не по своей воле. Когда он учился в юридическом институте, то мечтал стать адвокатом и произносить речи, от которых рыдали бы и судьи и преступники. Но в то время адвокаты были не нужны, а следователей не хватало. И Мячикова направили работать следователем. Он попросил, чтобы его послали на борьбу с уголовниками. Шли годы... Кривая преступности неуклонно ползла то вниз, то вверх. Менялись начальники Мячикова – районные прокуроры, тоже ползли то вверх, то вниз, а наш Мячиков достиг должности старшего следователя и застрял.

Семнадцатый начальник Мячикова, Федор Федорович Федяев, вызвал однажды своего подчиненного и сказал:

– Николай Сергеевич, ограбили обувной магазин! – При этом Федор Федорович улыбнулся. – Украли так много сапог, что хватило бы на женский кавалерийский полк!

– А разве женщины служат сейчас в кавалерии? – изумился Мячиков.

– Извините, я забыл, что чувство юмора не ваша стихия! – сказал Федор Федорович.

– Извините, – ответил Мячиков, – я не понял, что вы пошутили! Что это у вас на щеке? Фурункул?

Щеку прокурора украшал пластырь, неряшливо наклеенный крест-накрест.

– Ерунда! Бандитская пуля! – отмахнулся Федяев и перешел к делу: – Закажите оперативную машину! Сейчас мы с вами поедем!

Николай Сергеевич вышел из кабинета выполнять распоряжение, а Федяев стал надевать югославский плащ с темно-зеленым отливом, точно такой же, какой носил сам Андрей Никанорович. Как настоящий начальник, Федяев не пользовался общим гардеробом. В углу кабинета он держал свою, персональную вешалку. Станиславский, говоря, что театр начинается с вешалки, ошибался. С вешалки начинается начальник.

Надеть шляпу Федяев не успел. Помешал телефонный звонок.

Этот телефонный звонок, как и положено в детективе, послужил завязкой для нашей истории под названием «Старики-разбойники».

Федор Федорович снял трубку и сказал: «Я вас слушаю!» В ответ раздалось:

– Здравствуй, Федяев! Как живешь?

– Добрый день, Андрей Никанорович! – В отношениях с вышестоящими лицами Федор Федорович пытался держаться независимо. Был вежлив, приветлив, но не подобострастен и даже позволял себе некоторые вольности: – Ловлю жуликов, Андрей Никанорович!

– Вот я тебе и подброшу в помощь одного человечка! Ты его прими на работу!

– Кем, Андрей Никанорович? – осведомился Федяев.

– Не бойся, не районным прокурором, – хохотнул собеседник, – а только лишь следователем!

– Вакантного места у меня нет! – бесстрашно ответил Федяев.

– Найдешь! – коротко сказал Андрей Никанорович и повесил трубку. Чехов, говоря, что краткость – сестра таланта, ошибался. Краткость – сестра начальства...

Нетрудно догадаться, что этот будничный, скучный разговор изменит жизнь Мячикова, которому так не вовремя исполнилось шестьдесят лет.

Федяев надел ворсистую темно-зеленую шляпу, точно такую, как носит Андрей Никанорович, вышел из кабинета и сказал секретарю:

– Я на объект!

Вскоре оперативная машина мчалась на место преступления. В машине ехали четверо – водитель, Федяев, Мячиков и фотограф...

Через двадцать минут автомобиль, набитый блюстителями закона, прибыл к дверям ограбленного магазина. Перепуганный директор услужливо распахнул дверцу автомобиля и затараторил:

– Мы пришли утром. Магазин был заперт, пломба не сорвана, окна не выбиты, двери не взломаны. А внутри не хватало двухсот пар голландских сапог на меху. По семьдесят рублей пара.

– Голландских? – задумчиво переспросил Николай Сергеевич. Он уже вышел из машины и внимательно изучал входную дверь.

– Все отечественные сапоги на месте! – заверил директор.

– Пройдемте к вам в кабинет! – распорядился Федяев. – А вы, Николай Сергеевич, осмотрите место преступления!

У себя в кабинете директор, явно боясь, что его арестуют, говорил, запинаясь и нервно вертя в руках обувной рожок:

– Ключи всегда у меня. Я их никому не доверяю, потому что я материально ответственный. Кстати, вашей жене не нужны голландские сапоги?

– Из тех, что украли? – ехидно спросил Федяев.

– Нет, из тех, что еще не успели! – наивно ответил директор.

– Спасибо, не нужны. Продолжайте!

– На чем мы остановились? – Директор был вконец растерян.

– На том, что вы материально ответственный...

– Да-да... если что-нибудь пропадет, то отвечать мне...

– Уже пропало! – напомнил Федяев. – Самая пора отвечать!

Директор побледнел и принялся жадно глотать воздух.

В дверь заглянул Мячиков и заговорщически поманил Федяева.

Николай Сергеевич привел начальника в подвал, где складывали тару. Там Мячиков приподнял линолеум, которым был покрыт пол, и показал на железную крышку люка. Прокурор и следователь с трудом откинули ее, и перед ними открылась черная дыра колодца, ведущая в неизвестность. Сыщики переглянулись и бесстрашно полезли в отверстие.

Они медленно продвигались по узкому и темному тоннелю. Под ногами чавкала вода, поблескивали водопроводные трубы, переплетались зачехленные провода. Потом тоннель сузился, сжался, идти стало уже невозможно, пришлось ползти. Мячиков полз впереди, за ним пыхтел Федяев.

Неожиданно Федор Федорович схватил подчиненного за ногу. Тот испуганно вздрогнул.

– Мне нужно с вами серьезно поговорить... – начал Федяев.

– Другого места вы не нашли? – спросил Николай Сергеевич, вырывая ногу.

– Здесь очень удобно: никто не мешает, а темноты я не боюсь, – подробно объяснил Федор Федорович. На самом деле он хотел говорить с Мячиковым именно в темноте, чтобы не видеть его честных глаз. – Когда вы собираетесь уходить на пенсию?