Галина Щербакова - Стена

– Вам кого? – спрашивает Настин сын.

– Что же вы, директор, а в мяч… Как маленький.

Тот смеется Настиным смехом.

– Откуда вы знаете, что я директор?

– Да уж знаю. – Хотелось и про костюм сказать, и про седину спросить: с каких, мол, нечеловеческих страданий?

– Я думал, вам закурить, – сказал Настин сын, – так я некурящий!

Еще и некурящий!

– Играй! – будто разрешил Вячеслав Матвеевич, и тот рассмеялся: именно так и понял.

– Ну, спасибо! – сказал Настин сын и ловко так, как мальчишка, поддал мячик левой, вполне профессионально поддал.

Когда они поженились с Ираидой, он ждал сына. Не родился. Потом даже решил: хорошо. Свободно.

А сейчас вдруг подумалось: да был бы этот седой парень его сын, да пусть бы он десять костюмов враз бы изорвал, да он бы сейчас сам в своем кримплене такую бы «свечу» сделал, что все бы ахнули. И пусть бы ахнула Настя. Пусть бы всплеснула руками.

Странное было у него состояние. Все он делал так, как надо. Мужа дожидаться не стал: руку, как положено, поцеловал; ушел по-быстрому, вроде по делу; держался красиво, парню высказал свое мнение о футболе корректно, не навязываясь, пришел и ушел, когда сам захотел, а чего ж у него так все болело?

Будто им как из рогатки выстрелили. И вот он теперь летит и шмякнется неизвестно где, прямо брюхом.

Вячеслав Матвеевич выпил тогда в станционном буфете. Выпил много, жадно, не закусывая. Буфетчица – слышал он – сказала одному мужику:

– С виду человек с положением, а алкаш…

Первая половина данного ему определения не польстила, а вторая не огорчила. Подумалось: первое – неправда и второе тоже… А правда… Правды не было… Ничего не было… Всю жизнь… Всю жизнь он мечтал приехать к Насте и убедиться: тогда он поступил правильно. А получилось иначе. Настя засмеялась, и от надежды осталась пыль. И было так, как было. Старый человек пришел к старой любви, и сказать ему было нечего. Он, конечно, что-то лопотал про какой-то путь развития, а она кивала и все хотела накормить.

Он не идиот. Он уже тридцать лет знал, что именно так все и будет. Ничем это не запить… Ничем и никогда.

Резко звонит будильник. Семь утра. Оба мучительно открывают глаза. Была ночь или ее не было? Болят поясница, шея, голова… Ах, не вставать бы… Без пятнадцати восемь они за столом.

– Когда вчера вечером ты ел миноги, ты забыл закрыть холодильник. Хорошо, что я вставала…

– Ты после стирки в ванной пол не вытерла. Всю ночь стояла лужа.

Сказали и спрятались за газетами.

Она хотела наклониться над чашкой, но французская грация тут же властно и колюче выпрямила ее.

«Как в капкане», – подумала она и медленно поднесла кофе ко рту…

Каким бесконечно длинным может быть путь чашки с кофе.

1975