Галина Щербакова - Женщина из прошлого

Все это подумалось мгновенно, а ответила Ия громкому сосальщику леденца, что славист – преподаватель литературы в институте. Ферштейн, мол, камрад, или как-нибудь сказать прощее?

– Ну да, – ответил врач. – Где же еще, как не в институте? В другом месте это не нужно. Я это к чему? Я же не даю вам советы по славизму.

Лекарь ушел, даже как бы гордо, оставив последнее дурацкое слово за собой.

– Это называется – получай, фашист, гранату, – сказала Ия. – Как вас зовут? Как мне к вам обращаться?

– Вера, – ответила женщина.

Они шли по коридору в ореоле запаха Веры, ходячие мужчины делали на них стойку, без дифференциации. Откуда им было знать, что «звучит» из них одна?

– До свиданья, Вера, – сказала Ия со всей невозможной вежливостью, когда они оказались на улице.

– Я, пожалуй, больше не приду, – ответила Вера, – чтоб не было нервности и неловкости.

– Какая уж там нервность, – сказала Ия. – Одно удовольствие.

Хмыкнув, «баба» ушла от Ии быстрым шагом. У длинных ног скорость шибче, и в движении они красивее. Это надо признать.

Впереди маячила какая-то неясная жизнь. Во всякое другое время Ия хорошо бы подумала об этом в транспорте. Она умела думать о себе в толчее, делая дышащих и оттаптывающих ее действующими лицами собственной, попавшей в ловушку жизни.

Ия выбирала из толпы «себя». Даму ее лет и ее круга. Одним словом, интеллигентную тетку, которая слышала про Аристофана. Она помещала ее в капкан, в который попала сама, но теперь это была другая, и Ия спокойно, со стороны, подсказывала ей, дуре, как сподручней обмануть железяку-судьбу. Иногда Ия привлекала к поиску выхода мужчину в очках с книгой Карнеги в руках или там Кастанеды, если он был на десяток лет помоложе. Для строгого совета годилась и какая-нибудь бабушка с пронзительным точечным взглядом, из тех, что держат нас всех паучьими лапками, чтоб мы не очень уж вспархивали на литературных примочках. Все-таки жизнь, она требует топлива простого, ей дистиллированная вода и аспирин хороши в случае исключительном, а наши капканы и ловушки грубые, грязные… Других нету… Ия наездила в своей жизни такой километраж, «выходя из положения», столько случайных людей сыграли роль в ее умственных спектаклях, но тут…

Тут, идя из больницы, она поняла, что все раньшее не подходит. И хоть не ахти какой оригинальности сюжет, а вытолкнул он ее за пределы собственного понимания и разумения.

А однажды ее на улице остановила та женщина, которую она не могла вспомнить на похоронах подруги. Женщина просто дернула ее за сумку посреди улицы. Возникло противное чувство беспамятства. Ну, кто она? Кто? Эта, с прижатыми ушами? Кто ее так закопал в память, что она сидит там безымянно и необъявленно? «Есть у меня силы вспоминать, – вздохнула Ия. – Мне еще бульон варить, клюкву жать…»

Но не будешь же спрашивать – вы кто? – поэтому вспомнили общую знакомую покойницу, но так, конспектом… Ия боялась при больном муже даже говорить о смерти. А больше темы не было. Ия быстренько сказала, что «ах, ах, нет времени» и, что называется, дала деру, но уже дома подумала: с чего это она меня остановила? Просто идиотка какая-то! Берет и дергает за рукав. С какой стати…

Ия сказала маме:

– Дважды за последнее время встречаю одну женщину и, убей, не помню, откуда я ее знаю. И ведь не спросишь… А она подходит как к хорошо знакомой.

Почему-то мама разнервничалась – она всегда боялась неопознанных людей – и стала выпытывать, как, когда и что…

– Да ничего особенного! – ответила Ия. – Просто подходит как к знакомой, а я помню только ее уши.

– У меня тоже была знакомая с ушами. Я думала, ее никто замуж не возьмет, просто как у Чебурашки, а у нее мужиков было столько! И все один другого виднее. Это можно понять?

Ия подумала: а может быть, я ее знаю через ее мужа, по работе?

И тут Ию как током ударило.

Женщину звали Тоней. И Ия однажды действительно имела дело с ее мужем.

…Это было так давно! Сын был маленький и еще плохо стоял в манежике. Они тогда были молодые и бедные и на праздники устраивали складчину. Составляли список нужного, и каждый брал что-то на себя. Эту пару молодоженов кто-то привел, потому что не мог отвязаться, и пришлось Ие, как главной в команде, решать вопрос о доле в складчине по телефону с Тоней. Ия ей сказала: «Хорошо бы вы нашли шпроты и кагор». «Нет, – ответила Тоня. – Это у меня не получится. Можно я принесу винегрет?» – «У нас его целое ведро», – ответила Ия. «Но шпроты мне не достать, – вздохнула Тоня. – Это же дефицит. А я человек без связей».

И она принесла все-таки этот чертов винегрет и бутылку водки. Ия тогда разозлилась и выставила этот бордовый, комкастый, пахнущий магазинным огурцом взнос на балкон. Получилось так, что молодой, с иголочки муж участвовал в изгнании винегрета, как-то крутился рядом, и они пару раз попали в узость балконной двери, и Ия почувствовала его мускулистый живот и вообще и очень возбудилась: они – молодые женщины – уже хлебнули тогда винишка, нарезая хлеб и колбасу.

Это был стремительный, скоропалительный роман сроком в один праздник. Как его звали? Его звали Эдуард, но, когда «на закусках» у них вовсю пошла раскрутка, Ия сказала: «Можно я тебя буду звать Вася? Я на Эдуарде заплетаюсь». – «Валяй», – ответил он.

Одним словом, пошло-поехало. И был балкон, пахнущий огурцом и захолодевшей свеклой, и была кладовка, и все было как бы смехом и между всем остальным. Николай был тогда вусмерть, а Тоню она в упор не видела, просто переступала через нее, потому что с той минуты, как та оказалась слаба принести шпроты, а приволокла-таки винегрет, Ия на нее затаилась. Приходят всякие немощные, когда не звали… И не считаются с пожеланиями компании. Глупое, молодое, бездарное, злое поведение, ну как его еще назвать? Утром все разошлись и как не встречались.

Хотя в кладовке или на балконе Эдуард-Вася предлагал Ие бросить мужа об пол, сам обещал сделать то же с женой. Она хохотала: «Конечно! Давай бросим. Давай их разобьем»! И они так загремели тазами – значит, дело было в кладовке? – что кто-то спьяну решил, не воры ли?

Вот и вся история. Делов! Но почему через двадцать с лишним лет Тоня дважды попадается ей на дороге? Ие стало как-то беспокойно и тревожно. Конечно, несусветная глупость, все таким быльем поросло, что смешно даже говорить.

Но и смешно не было тоже. Одним словом, ни одной положительной эмоции не могла Ия настричь с того палисада, где когда-то была молода, хороша собой и могла в два счета отбить мужика, который только-только из-под венца вышел. Но это так, фигурально. Какие там венцы в то время?

Интересно другое. Собственный молодой грех как-то странно провоцировал ее против Николая. Логика: я-то была молодая, дурная, а ты-то? Ты? Уже почти дед, если бы та девочка в десятом классе не сделала аборт и им не пришлось бы срочно переводить сына в другую школу, был бы дед!