Полумрак - Книга Натаниэля

Паганини протянул ему тонкую пачку.

– Извини, особого выбора нет. Все раскупили. Тебе куда, партер, ложа, галерка?

– В бельэтаж, – сказал Натаниэль, – сплетницы никогда не сидят в партере – ничего не слышно. Из-за музыки. И редко сидят в ложе – слишком мало народу вокруг…

– Ну уже чуть получше. – сказал Господь. – Руки ниже, это раз. Чуть интенсивнее – это два. И когда ты говоришь ей «Я люблю тебя» – она должна чувствовать твоё теплое дыхание. Ты же зубы почистил?

Адам долгим, пристальным взглядом посмотрел на Господа.

– Тебе обязательно смотреть? – сказал он.

– То есть? – удивился Господь.

Адам приподнялся и сел. Ева тоже села и сорвала травинку.

– Ну Ты же говорил, что секс – момент единения двух душ. – сказал Адам, разводя руками. – Нигде не говорилось, что при этом должен ещё кто-то присутствовать. Я думал, единение подразумевает уединение.

– Так Мне тут! – сказал Господь недовольно. – Я Вселенная! Как вы уединитесь от Вселенной?

– Может, шторы сделать? – предложила Ева. – Или хотя бы за кустом.

– Или можно шалаш построить! – сказал Адам.

Господь оторопело переводил взгляд с Адама на Еву.

– Вы что, действительно хотите чтобы Я не смотрел? – сказал Он тихо.

Адам и Ева закивали.

– Но Я же Всемогущий и Всевидящий! – воскликнул Господь. – Какой же Я тогда буду Всевидящий?

– Какой же Ты Всемогущий, если не можешь просто не смотреть? – сказала Ева. – А Всевидящий – это вообще ужасно. Бог-вуайерист – это же кошмар просто…

– Да как хотите! – воскликнул Господь. – Делайте как хотите! Меня не волнует – правильно, неправильно! Решайте дальше сами! Можете хоть всю жизнь неправильно сексом заниматься! Да хоть чего стесняйтесь дальше! Только от Меня больше помощи не дождётесь, молите – не молите. Всего хорошего.

Он исчез.

– Так, отлети от него! – раздался Его раздражённый Голос с некоторого отдаления. – Кто так опыляет? Топчешься как бегемот! Я бы пальцем лучше справился! Бери пример с пфсссс. Так. Аккуратно подлетай… Коснулся пестика… Коснулся тычинок. Улетаешь. Ну вот, видишь как просто?…

– Не знаю, – сказал Голиаф, задумчиво глядя на Давида, – по-моему это не по правилам.

Давид пожал плечами.

– Мы же разные весовые категории! – сказал Голиаф. – Может, правила поменяли?

Давид снова пожал плечами.

– Правило, по-моему, всегда одно. Кто победил, тот победитель. – сказал он.

Голиаф хмыкнул.

– Ну я понимаю, ты весь такой белокурый, красивый, молодой. И плащ там, шлем, сандалики, стиль «милитари»… Только вот сюда посмотри…

Голиаф слегка напрягся и его мышцы вздулись огромными валунами.

– Вот, смотри. – Голиаф провёл пальцем по плечу. – Знаешь, что это?

– Рука? – сказал Давид.

– Это годы. Годы усилий и тренировок. – сказал Голиаф спокойно. – Это то, что будет оценивать судья. Вложенные усилия. Вот что ты сделал, чтобы быть молодым, белокурым и красивым?

Давид молча сунул руку в сумку.

– Вот и я о том же… А я потратил на это… – Голиаф ещё раз провёл пальцем по мускулу. – целую вечность. Эй!

Камень, пущенный Давидом, ударил Голиафа по лбу. Тот пошатнулся и сел на землю.

– Что ты… Эй! – ещё от одного камня Голиаф заслонился лёгким щитом. – Ты что творишь?

Давид снова пожал плечами и достал камень побольше.

– Парень, знаешь, это неспортивно… – воскликнул Голиаф, прячась за щитом. Камень ударил по щиту и отскочил. Давид снова подобрал его и начал раскручивать пращу.

В три быстрых прыжка Голиаф подлетел к нему, отнял пращу, сбил шлем Саула на его глаза и осторожно придавил его к земле.

– Так. И что на тебя нашло? Я понимаю, что тебе очень хочется выиграть, но для этого надо работать!

Давид, мыча сквозь сжатые губы, попытался вывернуться.

– Не надо отмалчиваться. Давай, поговори со мной. Если ты, вместо того чтобы решать свои проблемы, будешь пытаться покалечить людей, твои проблемы никуда не денутся. – сказал Голиаф, разрывая одной рукой пращу в мелкие клочки.

Давид затих.

– Ты что, не собираешься меня убивать? – сказал он удивлённо через несколько секунд.

– За что? – удивился Голиаф.

– Ну я же пытался тебя убить. – сказал Давид. – На войне же убивают!

Голиаф одним движением поставил Давида на ноги.

– Какая война? – сказал он. – Мне сказали, это соревнования.

– Это война! – сказал Давид. – Между Филистимией и Израилем. Ты мой враг, и мне велели тебя убить. Я вышел, а ты даже не знаешь, что воюешь?

– Эх, парень… – сказал Голиаф. Он отпустил Давида и тот сразу отскочил. – Я не воюю вообще. Меня, кажется, обманули. Или я не так понял. Мне сказали: «Вон, иди туда, познакомишься со своим противником». И я пошёл. Кстати, меня зовут Голиаф.

– Давид, сын Иессея. – сказал Давид.

– Очень приятно познакомиться, Давид. – сказал Голиаф, протягивая руку.

– Зачем же ты поносил Господа Нашего? Царь приказал тебя убить, поскольку ты поносил Господа Нашего. – сказал Давид строго, не отвечая пожатием.

– Никого я не поносил. – сказал Голиаф. – Это неспортивно.

Он уселся на камень и закрыл глаза рукой.

– Скажи, Давид, у тебя зрение слабое? – спросил он.

– Не особо… – сказал Давид.

– Ты меня издалека видел? – спросил Голиаф.

– Ну видел… – сказал Давид.

– Ну так какого чёрта тебя понесло меня убивать? Я большой, ты маленький. Я взрослый, ты нет. И без меча, без лука, без копья, с одной этой штукой… Что это вообще?

– Это праща. Для пастухов… – объяснил Давид. – Вообще я довольно хорошо с ней…

– Это самонадеянность. – объявил Голиаф. – У тебя праща вместо головы. Раскрути посильнее и отпусти – авось да ударит побольнее. Вот твой царь раскрутил и отпустил. И ты полетел ударять. Так?

– Ну… – сказал Давид неуверенно.

– Что он тебе обещал? – спросил Голиаф. – Дочь свою? Полцарства? Золото? Свободу?

– Всё сразу… – сказал Давид. – Но ты же поносил Бога Живого!

– Ещё чего не хватало. – сказал Голиаф. – Поносить чьего-то Бога – навлекать на себя неприятности. Запомни кое-что – самые гнусные неприятности человеку доставляет он сам. Это очень просто по-моему. Пока ты позволяешь себе быть чьей-то пращой, ты сам виноват в своих неприятностях. И сейчас, молодой человек, у тебя большие неприятности.

– Так ты меня всё-таки убьёшь? – спросил Давид нервно.

Голиаф посмотрел на него долгим взглядом.

– Ни в коей мере. Посмотри ещё раз сюда… – Голиаф снова напряг мускулы. – Видишь? Это моё тело. Правда, оно совершенно?

Давид не ответил.

– И, как я уже говорил, это века упорной работы. Я, между прочим, не зря губернатор Филистии. Я работаю над собой. И я знаю – моё тело совершенно. Если не считать всяких мелочей с ногтями… Как ты думаешь, я буду рад, если меня кто-нибудь убьёт? Разрушит плод таких долгих и трудных усилий?