Том Роббинс - Сонные глазки и пижама в лягушечку

Электронное табло рядом с «Быком и медведем» сообщает: температура +10 °C, время – ровно полночь. Полночь… Летучий удар, куранты суеверия. Пульсирующий миг, когда монотонное тиканье дневной суеты сменяется хриплой трелью саксофона, манящей и угрожающей. Полночь. Черная опухоль на циферблате; каждые двадцать четыре часа нужно делать биопсию, чтобы определить, не превратилась ли она в злокачественную.

Приветливый Сол Финкельштейн стоит на Шестой авеню перед входом в ресторан «Бык и медведь» в компании еще более приветливого Фила Крэддока. Теперь понятно, почему они не подходили к телефону. Непонятно другое: зачем им торчать на холодном ночном ветру? По крайней мере ни один из них не воет на луну.

Ну и чудесно! Значит, не надо заходить в ресторан, дышать табачным дымом, говорить с Познером, а тем более с этим уродом Ларри Как-его-там, умеющим внедряться в мочевой пузырь, чтобы всякий раз, когда девушка, извините за вульгарность, присядет пописать, его трехмерный образ вылезал у нее между колен.

– Привет, парни!

Фил молча кивает; Сол вообще не поворачивает головы. Хм, странно… Хотя, с другой стороны, они оба уже здорово пьяны.

– Слушайте, я весь вечер просидела за компьютером, – лжете вы. – Пробовала найти корреляцию между статистическими колебаниями рынка и уровнем дефицита, чтобы составить стратегию на период восстановления. Сидела-сидела и так заработалась, что даже пропустила закрытие «Никкея»! Представляете? Вы не могли бы…

– Сколько лет ты в этом бизнесе? – прерывает Фил.

– Я? Сколько лет?

– Угу.

– Четыре года.

Фил улыбается, Сол закатывает глаза.

– Сначала проводишь на рынке четыре года и думаешь, что ты ас. А потом проходит еще двадцать лет, и понимаешь, что на самом деле ни черта не знаешь. Верно, Сол?

– Угу. И уже ни черта не узнаешь.

Что значат эти слова? Может, это говорит виски, великий чревовещатель? Вы через силу улыбаетесь:

– Спасибо, я учту. И все же на какой отметке…

– Я вот что тебе скажу, малышка. Мы с Солом – единственные из всей фирмы, кто еще может тебя терпеть.

– Точно, – кивает Сол, впервые за весь разговор глядя вам в лицо. – И это при том, что мы тебя ненавидим.

Вы быстро идете прочь – губы трясутся, веки хлопают по макушке каждую вылезающую слезинку, – а сзади раздается голос Энн Луиз:

– Давай-давай, беги. Далеко не убежишь!

Забившись в «порше», сгорбившись, как мешок с котятами, вы рыдаете до тех пор, пока уже не можете больше рыдать. А потом рыдаете еще немного. Так обильно вы не плакали с тех пор, как умерла мать. Даже отказы из Гарварда и Уортона не выжали столько слез. Наконец вы приходите в себя, заводите машину и, визжа покрышками, покидаете стоянку – салфетка прижата к носу, распухшие глаза щурятся на дорогу, – прямиком домой, никаких обезьян. Обойдется любимый!

Войдя в квартиру, вы все же звоните Белфорду – а то приедет к месту встречи, начнет волноваться, звонить, застанет врасплох, почувствует боль в голосе… Трубку снимает автоответчик, как и следовало ожидать. Скоро даже для ответов на зов природы создадут автоответчик. А пока все надо делать вживую. Вы оттягиваете неприятный момент: чистите зубы, мажете кремом лицо – и наконец присаживаетесь на унитаз, чтобы последний раз за сегодняшний день вызвонить из фаянса проклятое имя. Только что из Тимбукту.

Разыскать старую фланелевую пижаму, утонуть в ней, прочувствовать мягкое удобство, забраться в кровать. По пути включить телевизор, выпуск Си-эн-эн. Поразительное упорство, Гвен!

Так и есть: буквально через пять минут начинается репортаж о биржевом крахе. Какой позор, какое дилетантство – узнавать о состоянии рынка из новостей! Ну и ладно. По крайней мере вы теперь в курсе, как окончился день. Гонконг закрылся раньше срока, Сингапур и Тайпей продолжали работать – и в результате обвалились. Сообщения из Токио расплывчаты, как и прежде: индекс упал, однако не до уровня Годзилловых щиколоток. Чем объяснить относительную непотопляемость «Никкея»? Диктор цитирует аналитика, который в качестве возможной причины предлагает средство от рака, открытое доктором Мотофузо Ямагучи. Добрый доктор пообещал вложить доходы от продаж нового средства в медицинский сектор – аптеки, больницы, заводы-производители, что неизбежно приведет к подъему котировок в смежных областях – банки, гостиницы, службы перевозки и так далее.

Ну вот, пожалуйста! Проблеск надежды. Пусть это только догадки, но ведь могло быть и хуже! «Поможет ли японское чудо остановить падение Америки в финансовую пропасть? – вопрошает диктор. – Мы узнаем лишь в понедельник, после долгих пасхальных выходных. Тем временем в Сиэтле, штат Вашингтон, доктор Ямагучи встретился с представителями прессы. В своем интервью скромный директор маленькой японской клиники, внезапно получивший мировую известность, сделал любопытное заявление. Оставайтесь с нами!»

Выключив телевизор, вы с наслаждением зарываетесь в свежую постель. Нет ничего лучше чистых прохладных простыней; ничто не защитит надежней, чем пуховое одеяло! Голова опускается на подушку… но тут вы вскакиваете как ужаленная и снова включаете телевизор.

Когда девять месяцев назад появились первые сообщения о малоизвестной клинике на Хоккайдо, где некий доктор успешно лечит рак толстой кишки, слово «утка» раздавалось так часто, что международное медицинское сообщество можно было принять за птицеферму. Однако документированных свидетельств становилось все больше, и наконец, после того как были преданы огласке если не методы, то по крайней мере теории доктора Мотофузо Ямагучи, эксперты признали его исследования научно обоснованными, хотя и оговорились, что разработки клиники «Фугестудо» находятся на стадии эксперимента, а следовательно, их коммерческая реклама является неэтичной, ибо может быть квалифицирована как использование тяжелобольных в корыстных целях. Тот факт, что название клиники переводится с японского как «Ветер и Луна», лишь подогревал недоверие к полученным там результатам, хотя непонятно, почему простая ссылка на природные явления должна дискредитировать учреждение, по сути, занимающееся изучением природы.

Тем временем волна исцелений нарастала. Таблоиды ломились от описаний случаев полного выздоровления. Даже если бы принцесса Диана родила трехголового младенца, эта новость не наделала бы столько шума, как «чудо» доктора Ямагучи; конечно, за исключением варианта, что одна из голов оказалась бы копией Элвиса Пресли. Правда, «Медицинский журнал Новой Англии» снова подтвердил свою репутацию, по части сдержанности уступив лишь самому доктору Ямагучи.