Эльвира Барякина - Ж… замечательных людей

Он еще в позапрошлом году нашел у мамы на чердаке подшивку комиксов про древних греков. Сердце забилось: вот оно!

Никто из знакомых продюсеров не пожелал браться за проект – слишком дорого, и Кевину самому пришлось бегать по кинокомпаниям. В его папке лежал не сценарий (как обычно), а подробный маркетинговый план: как он прорекламирует фильм, как срубит деньги на продакт-плейсменте, как запустит в производство игрушки, майки и компьютерные «мочилки».

План впечатлил – денег дали.

Подготовка к съемкам затянулась на целый год. Я несколько раз ходила на съемочную площадку. Вместо задника – синий экран. Декораций минимум – только то, что под ногами: камни, поле с травой. Смешно и странно было видеть накрашенных мужиков, бегущих по помосту – копья наперевес, рты разинуты. Мимо них по рельсу ехала камера; огромный вентилятор изображал ветер – происходила историческая битва.

Еще несколько месяцев Кевин проторчал в студии, где из отснятого материала делали зрелище. На стенах – раскадровки, на столах – гипсовые модели храмов и гор. Дядьки в гавайских рубашках сидели перед компьютерами и приставляли дорогу к домам, пар ко ртам и луну к небу.

«Шедевр!» – сказали зрители на предварительном просмотре.

«Блокбастер!» – сказало студийное начальство.

Кевин берет меня за руку.

– Ты придешь ко мне на премьеру?

Я пококетничала для проформы: сказала, что попробую вырваться…

Почему-то хочется, чтобы фильм оказался говном. То ли мне завидно, то ли старая рана еще не зажила.

РОВЕСНИК

30 января 2007 г.

Леля, сестра, спрашивает: А что мы с Полом вместе не живем? А то мы – старые перечники, и нам дороги наши привычки. Пол любит свой пятнадцатый этаж, а я люблю мою «усадьбу» с ее скрипучими лесенками, книжными шкафами и деревьями без названий по периметру.

Мы с Полом спорим до хрипоты:

– А на случай пожара у тебя, видимо, есть парашют…

– А тебе пылища в окна летит.

– А в тебя может врезаться самолет.

– Зато у тябя в жару из помойки воняет. Ты ее на задний двор выставляешь, а бесполезно!

К тому же, у меня есть Люси, а у Пола – Папа Жао. И если мы будем жить вместе, то кого-то придется уволить.

Пол и Папа Жао – ровесники, но первый выглядит бойцом-молодцом, а второй – старым китайцем.

Ворчливый, на голове три волоса в два ряда, желтые зубы съехали набок. На мое появление он отреагировал сдержанно:

– Ну… давайте возьмем на испытательный срок. А там посмотрим.

Пол ругается с Папой Жао, дразнит его, иногда даже кричит, но смутить домработника невозможно. Каждый день в семь утра он по-хозяйски входит в квартиру и включает пылесос. Ему дела нет – спит ли хозяин, один ли он… Однажды он ввалился к нам в спальню – я едва успела нырнуть под одеяло.

– Жао, выйди, пожалуйста за дверь!

Он поднял мои туфли и принялся пылесосить под кроватью.

– Пора вставать. А то на работу опоздаете.

– Зачем тебе сдалось это недоразумение? – спросила я Пола.

– Папа Жао – историческая реликвия. Артефакт.

Когда в Поднебесной началась Культурная революция, Жао было 9 лет. Великий Кормчий объявил, что в партию затесались враги, которых нужно искоренить. Врагами по определению считались: владельцы радиоприемников, часов и велосипедов (буржуазия), обладатели высшего образования (буржуазные подголоски) и те, кто ездил за границу (шпионы).

Культурная революция началась весело. Загремели большие барабаны, закричали репродукторы на столбах. Жао вместе с приятелями помчался на площадь. Там, на трибуне, стоял человек во френче и страстно говорил о борьбе. Толпа рукоплескала. У девушек по щекам текли счастливые слезы.

– Клянемся! Клянемся! – выкрикивали они, прижимая руки к сердцам.

Потом на трибуну вывели соседей Жао – дядю Вонга и еще других. Им надели на головы дурацкие колпаки и повесили на грудь таблички: «Я – змея. Ядовитая гадина и враг революции». Их заставили стоять «самолетиком» – согнувшись в три погибели и подняв руки за спиной.

Народ бушевал. Некоторые пытались доплюнуть до штанов дяди Вонга, но попали на штаны оратора. За это дядю Вонга избили.

Вечером Жао спросил у мамы, за что арестовали соседей. Мать отложила в сторону цитатник Великого Кормчего.

– Вонг был шпионом. Он ездил в СССР на фестиваль. Вот тогда-то его и завербовали.

Жао вспомнил, как соседский сын приносил в школу расписную деревянную куклу из России. Игрушка была странная – мало того, что беременная, так в животе у нее сидела беременная дочка, беременная внучка и так до седьмого колена. Учительница сказала, что русские сами беременные от рождения, и поэтому у них нет памяти и они переврали все законы марксизма.

Как можно было продаться таким уродам?

Жизнь становилась все интереснее и интереснее. Занятия в школе отменили. Жао вместе с друзьями записался в Красную Гвардию. На собраниях они вспоминали, кто мог вредить революции, и шли их наказывать. Худшим врагом, разумеется, был директор школы: он всем ставил плохие оценки и не разрешал бегать по коридору. Его поймали, отлупили и выкинули в окно.

Потом командир решил проверить, не хранится ли у директора вредная литература. Пришли на квартиру, а там целый завал шпионских книг: на японском, русском и даже американском. Жечь их было очень трудно: все аж запыхались, перетаскивая тяжелые тома во двор.

Одного из друзей Жао выпорол отец: он говорил, что нельзя мучить ни в чем не повинных людей. На следующий день несознательный папаша сам стоял самолетиком на площади.

– Люби отца, люби мать, но больше всех люби Председателя Мао! – кричали дети и пускались в пляс.

Единственное, что было плохо – все время хотелось жрать. Магазины позакрывались, карточки не отоваривались, зарплату родителям не давали… Жао вместе с другими детьми отправился в деревню на рисовые поля: партия приказала – пришлось ответить «Есть!» Когда он вернулся, их квартира была пуста. Все вещи разодраны, что-то украдено… Соседка сказала, что младший брат Жао разбил гипсовый бюст Председателя, чтобы сделать из него мелки – тогда все дети увлекались рисунками на асфальте. Кто-то донес, и вскоре в дом нагрянула Красная Гвардия.

– Твоя мать очень плакала и не хотела уезжать, но их все равно увезли, – сказала соседка и пошла ужинать.

Жао отправился по друзьям, но с ним никто не хотел разговаривать.

– Место предателя – в мусорной яме. Прорыдав всю ночь в пустой квартире, Жао

решил вернуться в деревню. Там была добрая тетя Пен, которая давала ему рис.

Разумеется, Пен не обрадовалась, когда на пороге появился грязный, сопливый ребенок. У нее было трое дочерей – их бы накормить. Но Жао был мальчиком, и потому его взяли в семью.