Алексей Фомин - Ёлка

– Тебе не надо никого искать. Выйдешь на N…, ее эта тема сейчас очень интересует. Ведь ты же работал с ней в девяносто первом, нет?

– Да, но… Это продолжалось всего ничего… – Игоря Михайловича неприятно поразило, что тесть так основательно подготовился к их беседе. – А потом ее у меня забрали и передали в … – Увидев поднятый указательный палец собеседника, он оборвал свою речь на полуслове. Вряд ли их слушали, но тесть безусловно прав. Чего зря болтать…

N… была журналисткой с не совсем обычным именем Ëлка. В девяносто первом она только начинала, но уже тогда было видно, что она не без задатков. А сейчас… Сейчас она звезда журналистики. Всезнающая, дотошная, язвительная и беспощадная. Тогда, в 91-м у них случилось нечто вроде… Не то, чтобы романчик, а именно нечто вроде. Она была такая молодая, воздушная, восторженная… Но работала хорошо. А Игорь Михайлович уже был обремененным ответственностью и житейскими заботами отцом семейства. Нет, никто никому никаких таких особых слов не говорил, душу друг перед другом не распахивал, да и встречались они исключительно по служебной необходимости. Но почему-то перед каждой их встречей у него появлялось ощущение какого-то смутного, ничем не спровоцированного беспокойства, какой-то тревоги. Это ощущение было поистине странным. Попытавшись разобраться, он обнаружил, что в основе его лежит страх, но какой-то необычный, сладкий страх. «Мне еще мазохизма не хватало,» – испугался поначалу Игорь Михайлович. Он попытался объяснить себе это естественным напряжением мужчины, ожидающего встречи с женщиной, но обмануть себя ему не удалось. В смысле секса Ëлка была примитивна, как топор, и примерно так же темпераментна. Во всяком случае, ее нельзя было даже сравнивать с профессионалками из «Интуриста», с которыми Игорю Михайловичу доводилось частенько работать. Да и другие его женщины дали бы ей сто очков вперед. В конце концов, он перестал заниматься самокопанием и научился просто получать удовольствие от этого странного, сладкого страха. Это «нечто вроде» длилось почти полгода, до самых августовских событий, а вскоре N…у него забрали. Какое-то время он вспоминало ней, а потом…забыл.

– Так вот, как видишь, я сделал за тебя всю работу, – спокойно, но жестко сказал тесть. – Тебе остается только получить деньги, так что уж постарайся ничего не испортить. В конце концов, кто обязан заботиться о твоей семье: я или ты?

Игорь Михайлович, наконец, добрался до своей станции и поднялся на поверхность. По улице, торопясь по своим офисам, энергично шагали сосредоточенные, погруженные в себя серолицые мужчины и женщины. Под низким, свинцовым, давящим небом город вконец раскис, истекая жидкой грязью, источаемой, казалось, каждым его камнем.

«Ч-черт, – ругнулся про себя Игорь Михайлович, раскрывая над собой зонтик, – а ведь мне сегодня еще тащиться на Полежаевку – встречаться с этой N…». Через несколько минут он стоял перед большой дубовой дверью. Автоматическим, отработанным за долгие годы движением он потянул ее на себя, и дверь, слегка скрипнув, привычно легко повернулась. На какое-то мгновение он, придержав тяжелую дверь, задержался на пороге, а потом шагнул внутрь, чувствуя себя старой слепой клячей, опять, впрочем, как и каждое утро всей ее длинной, бессмысленной жизни, впрягаемой в водяное колесо.

Подняв воротник плаща и спрятавшись под зонтом от холодного, резкого ветра, гонящего вдоль улицы водяную взвесь, Игорь Михайлович, замерзший и оттого раздраженный и злой, стоял в самом начале улицы Куусинена, в паре десятков метров от выхода из метро и ждал N…. Он не очень удачно рассчитал время пути, потому и приехал на пятнадцать минут раньше. А она еще и опаздывала уже, как минимум, минут на пятнадцать. Итого битых полчаса под этим гнусным дождем. Надо было договариваться о встрече внизу, на станции метро…

Она выпорхнула из такси и, сделав пару шагов по тротуару, остановилась, оглядываясь по сторонам. Игорь Михайлович узнал ее сразу, несмотря на мешковатую, по-монашески длинную юбку, выглядывающую из-под пальто, на косынку, скрывающую волосы, и большие черные очки в пол-лица. «Последствия звездного статуса», – усмехнулся он.

– Здравствуйте. В шпионов играете? – скривив губы в легкой усмешке, спросил Игорь Михайлович, когда она, наконец, подошла к нему.

– А ты все такой же хам, Луньков, – с неожиданным ожесточением ответила она.

– Как вам будет угодно, – мгновенно сменив тон с игривого на деловой, согласился он. В конце концов, он приехал сюда делать дело. – Вот то, что вы хотели получить. – Он извлек из кармана футлярчик с флэшкой.

– Нет, не здесь. Пойдем на квартиру.

– Н-но… Зачем? – искренне удивился Игорь Михайлович.

– Я так хочу. Это мое условие, – уверенно заявила она.

– Но у меня нет с собой ключа, – соврал он.

– Ничего. Я свой сохранила. – Она подхватила его под руку и потянула за собой, и он, чтобы не выглядеть смешным, чтобы не устраивать публичного скандала, вынужден был повиноваться.

«Ни черта ты не могла сохранить. На последней встрече я должен был его у тебя изъять и наверняка изъял. Баба совсем ошалела от своей звездности. Ну, что ж… На квартиру, так на квартиру», – решил Игорь Михайлович.

То, что они называли квартирой, на самом деле никакой квартирой не было. В незапамятные времена хитрецы из местного ЖЭКа, чтобы с одной стороны – удовлетворить требования компетентных товарищей, а с другой – сохранить в целости и сохранности свою священную корову – нежилой фонд, отгородили часть комнаты в расположенной на первом этаже обычной московской коммуналке и пробили из нее выход в подъезд. Получилась куцая комнатенка в десять квадратных метров. Без санузла, но зато с отдельным входом.

Не дожидаясь, пока она разыграет комедию с хранившимся шестнадцать лет, а тут вдруг затерявшимся ключом, он достал свой и, отперев замок, толкнул дверь, пропуская ее вперед. Обстановка в комнатенке была более чем спартанской. У правой стены стоял большой диван с зеленой буклированной обивкой, кое-где уже протершейся до дыр, у наглухо зашторенного окна – стол, накрытый плотной бумагой и два допотопных жестких стула. Слева от двери к стене прибита небольшая вешалка.

Когда он, щелкнув выключателем, помог ей снять пальто, она чуть ли не с разбегу плюхнулась на диван, с которого тут же поднялись в воздух клубы многовековой пыли.

– Ф-фу, ф-фу, – комично фыркая, она принялась махать перед лицом ладошкой в бессмысленной попытке отогнать пыль. – Здесь все так же грязно и мерзостно. Ничего не изменилось за шестнадцать лет.

– И ты ничуть не изменилась, – вынужден был признать Игорь Михайлович. Теперь, когда она сняла косынку и свои дурацкие очки, он видел, что перед ним та же самая, что и много лет назад, изящная, хрупкая, пышноволосая, большеглазая Ëлка.