Екатерина Вильмонт - Зеленые холмы Калифорнии

Я вдруг заметила, что Стаська здорово похорошела в последнее время. Совсем взрослая стала, как-то оформилась, я бы даже сказала, созрела. Неужто Гера прав и у нее уже есть мужчина? Но кто? Один из этих мальчишек, которых она даже всерьез не принимает? Или кто-то, о ком я не имею понятия? Но я ничего такого, что могло бы свидетельствовать о присутствии в ее жизни мужчины, не находила до сих пор… Или просто пришла пора похорошеть? Дай-то бог! А может, это предвкушение поездки так на нее действует? Она стала больше следить за собой, это несомненно. На ночь подолгу расчесывает щеткой волосы, утром делает гимнастику, даже попросила меня купить какой-то очищающий лосьон и крем для молодой кожи. Я купила, разумеется. Как-то я пыталась поговорить с ней по душам, но она ловко ускользнула от разговора. А у меня что-то нет сил бороться с ней. Да и зачем? Все равно она сделает так, как захочет. Мне все твердят, что это чистейшее безумие – отрывать девочку от школы в выпускном классе на целых две недели, но что поделаешь? Она очень способная и, если захочет, легко все наверстает. А если не захочет… Что ж, пусть… В конце концов жить ей, должна сама понимать…

Вечером я, как всегда, просматривала свой календарь на следующий день. Там у меня записаны все памятные даты друзей и знакомых. И обнаружила, что завтра день рождения, да не простой, а юбилейный у Алексея Евсеевича, заместителя Лёни по институту. Милейший человек и близкий друг, ему исполняется семьдесят лет. Но завтра у меня с утра масса дел, а вечером эфир, и я решила позвонить сегодня. Он обрадовался.

– Алешенька, я знаю, нельзя заранее поздравлять, но у меня завтра безумный день…

– Спасибо, Лёкочка, я тронут, что ты помнишь. Но в субботу вечером ждем тебя в ресторане. Мне это не по карману, но дети не желают ничего слушать. Юбилей есть юбилей. Так что приходи непременно.

– Спасибо, Алеша, в субботу я могу. Алеша, скажи, ты знал такую Аллу Генриховну?

– Аллу Генриховну? Масевич?

– Фамилии я не знаю. Ей на вид лет пятьдесят, может, чуть больше или меньше.

– Тогда точно не Масевич. Это была такая знаменитая женщина-ученый. Не помнишь?

– Что-то смутно припоминаю, но… Так она у вас не работала?

– Может, и работала, но я не упомню всех. Алла… Наверное, отчества я тогда не знал, а фамилии ты теперь не знаешь. А почему ты спросила?

– Да нет, так, по глупости…

– Ерунда, тебя что-то же заинтересовало в ней? Где ты с ней столкнулась, если предположила, что я могу ее знать?

– На могиле Лёни.

– Ну, милочка, мало ли кто мог прийти к нему на могилу!

– Действительно.

– Это она тебе сказала, что работала с нами?

– Ну да.

– Может, еще до меня?

– Все может быть.

…Алеша патологически честный человек, и если бы он соврал, я бы почувствовала по его тону. Ну да бог с ней, с этой Аллой Генриховной. А что касается ее тезки, то я вспомнила – в моей юности это была весьма популярная дама. Ее портреты и интервью часто появлялись в газетах и журналах. Красивая, эффектная женщина, кажется, астрофизик или что-то в этом роде. Ах боже мой, что за чепуха лезет в голову? А все-таки какой-то червячок точит душу. Стаська видела цветы на могиле, теперь вот эта Алла… Раньше как-то ничего подобного не случалось. Боже мой, но ведь это могила! Он умер много лет назад, с тех пор утекло столько воды! Он был старше меня, значительно старше, а эта Алла моложе меня лет на десять, ну, может, на семь… И если она таскается к нему на могилу, значит, это любовь? Ну и что? Это она его любила, а он… Я бы знала, я бы заметила, почувствовала наконец. То есть я вполне допускаю, что он с ней переспал… Они коллеги, могли вместе оказаться где-нибудь на испытаниях, мало ли…

– Стаська! – позвала я.

– Да?

– Помнишь, ты на днях говорила, что видела цветы на могиле у деда?

– Ну?

– А ты не запомнила, какие это были цветы?

Она как-то странно на меня посмотрела.

– Тебе зачем?

– Интересно.

– Хризантемы, я же говорила.

– Ах да…

– Лёка, ты зачем спрашивала, а?

– Так, из любопытства…

– Зачем ты врешь своим ребятам? У тебя глаза несчастные… ты что, была на кладбище?

– Да, мы хоронили нашу однокурсницу…

– И на могиле лежали цветы?

– Да.

– Ну и что из этого? Какое это сейчас имеет значение? Он умер так давно, что я его почти и не помню! Ну мало ли кто может ходить к нему на могилу? Он же на тебе не девственником женился, он был уже вдовец! – почти кричала она, а в глазах появились слезы. – Может, это его первая любовь? Может… да мало ли…

– А ты чего орешь?

– Хочу и ору! Потому что ты… дура!

– Не смей так со мной разговаривать!

– Ладно, извини, просто мне не нравится, когда ты такая…

– Какая?

– Испуганная и… старая. Ой, прости, прости, Лёка… Но когда ты пришла, у тебя был нормальный вид, а сейчас… Лёка, сама подумай, ревновать покойника неизвестно к кому – это же дурь!

– Наверное, ты права… Чистейшей воды дурь. Ладно, пошли чай пить.

– Не хочется. Я пойду позанимаюсь! А ты выкинь всю эту бодягу из головы, подумай лучше…

– Ладно, подумаю о чем-нибудь другом. Кстати, погоди еще минутку, мы ведь должны что-то подарить матери на свадьбу.

– Это не моя проблема, – сразу насупилась она.

– Но ты же приняла приглашение, ты туда едешь…

– Вот пусть этот факт и будет лучшим подарком на свадьбу.

– Ты так говоришь, потому что…

– Потому что знаю, что ты все равно что-то ей повезешь.

– Естественно! Она же моя дочь…

– Скажи, а ты спросишь у нее, почему она так…

– Мне и спрашивать не надо, я сама понимаю…

– Ты? Понимаешь, как можно кинуть мать и дочь неизвестно ради чего? Она что, диссидентка была, ее что, из страны выкинули и больше не пускали? Она что, под мостом там жила? Нищенствовала, да? Да даже если и так, могла бы взмолиться: «Мамочка, мне плохо, пришли денег на билет», и ты уж как-нибудь наскребла бы ей эти бабки, правда? Она здесь нашла бы работу и жить ей есть где. Но здесь надо было бы заботиться обо мне, о тебе и вообще… Ненавижу!

Вот тут мне стало по-настоящему страшно.

– Стаська, но зачем же тогда ехать?

– Америку посмотреть охота на халяву! Зеленые холмы Калифорнии!

И с этими словами она удалилась. Боже правый, что же это будет? Все мысли об Алле напрочь вылетели из головы.

Натэлла позвала меня в Дом кино на премьеру. Фильм показался мне отвратительным – претенциозно-чернушным и безвкусным.

– Давай уйдем, – предложила я через полчаса. – Нет сил смотреть…

– Пошли, – согласилась она, как ни странно. Обычно что-то начав, она все доводит до конца. Досматривает скучный фильм, дочитывает бездарную книгу. Но тут, видно, и ее допекло.

– Наверное, мы с тобой устарели для такого кино, – предположила она уже в фойе. – Лёка, а пошли в ресторан, я приглашаю!