Екатерина Вильмонт - Зеленые холмы Калифорнии

– Натэлла, ты не нашла другого момента для подобных бесед?

– Я только хочу, чтобы ты была готова к тому, что она в любой момент может выкинуть…

– Как выкинуть? По-твоему, она беременна? – похолодела я.

– Типун тебе на язык! Я хотела сказать – может выкинуть что-то… совсем взрослое… Замуж собраться, или, опять же, в подоле принести, или аборт тайком сделать…

– Почему тайком?

– Потому что побоится сказать, они же дуры все в этом возрасте. И мой тебе совет – поговори с ней… А еще лучше, если она захочет остаться у Ариадны, не возражай!

– Ну это уж дудки! Ей надо как минимум окончить школу, осталось меньше полугода! А там пусть делает что хочет! Только вряд ли Ариадна так уж жаждет, чтобы Стаська у нее жила.

– Ох, не говори, кто знает, как все обернется. А ты все-таки повидайся с Гришкой, очень тебе советую, мало ли… Хорошо на старости лет к кому-то прислониться.

– Да перестань… Прислониться хорошо к родному, которого любишь, а не абы к кому…

– А секс? Я думаю, Гришка еще вполне…

– Слушай, окстись, какой секс! Ты же знаешь, я, как говорится, давно ушла из большого секса.

– А из малого? – засмеялась она.

– Да ну его, этот секс. По мне самое сексуальное – это чтобы был душевно близкий человек, ну, конечно, чтобы он мне нравился и чтобы можно было покормить его чем-то вкусным, посидеть рядом на диванчике, положить голову на плечо, а все остальное… Да ну его.

– Ой, лукавишь, подруга! Раз есть такие мечты, то и от остального не отказалась бы.

– Может, и не отказалась бы, но обойдусь прекрасно. Был бы такой человек… Только где его взять?

– Так, может, Гришка?

– Отстань ты от меня с этим Гришкой, он меня и в молодости не волновал.

– Ага, значит, ты все-таки хочешь волноваться?

– Самую малость. Просто чтобы вспомнить, что я женщина… А впрочем, ты не могла выбрать более неподходящий момент для такого разговора? Мне некогда.

– Кто вас в аэропорт повезет?

– Гера.

– О, тогда я спокойна!

Мне сидеть удобно, а Стаська с ее длиннющими ногами вертится, то и дело вскакивает и вообще ведет себя беспокойно, к тому же она, кажется, положила глаз на молодого стюарда. Парень действительно очень приятный, улыбчивый и явно по натуре, а не по должности. По-моему, и он не остался равнодушен к длинноногой русской фройляйн. Наблюдать за этим безмолвным флиртом забавно. Впрочем, он уже не вовсе безмолвный, они обменялись несколькими фразами по-английски. Все-таки я не зря учила ее английскому с раннего детства. Вероятно, для Адьки будет приятным сюрпризом то, что дочь хорошо владеет языком, причем именно в его американском варианте. А может, все мои тревоги и волнения напрасны, может, в самом деле она встретится с матерью и они обретут друг друга. Может, счастливая, добившаяся своего Ариадна, поймет наконец, что такое материнская любовь, материнский инстинкт в конце концов? Дай-то бог!

Когда я проснулась, Стаська сосредоточенно заполняла какие-то листки.

– Что это?

– Декларации. Твоя и моя. Я за тебя заполнила.

– Спасибо.

– Ты выспалась?

– Кажется, да!

– Это хорошо, а то с этой переменой часовых поясов… Но Гюнтер мне сказал, что в Америке адаптируешься легче. А вот потом в Европе…

– Гюнтер – это тот хорошенький стюард?

– Ага. Клевый парень, между прочим!

– Значит, пока я спала, ты времени не теряла?

– Нет, Лёка, я теперь вообще время терять не намерена, а то всю жизнь можно профукать!

– Умнеешь не по дням, а по часам.

– Лёка, как ты думаешь, она встречать нас одна приедет или с женихом?

– Откуда я знаю? С ним, наверное, а то разволнуется, как будет машину вести?

– Эх, надо мне было научиться водить… Дура я дура! Представляешь, я сижу за рулем шикарной тачки, а кругом…

– Зеленые холмы Калифорнии? – засмеялась я.

– Именно! Вот был бы кайф!

– Ничего, еще успеешь. Я надеюсь, ты не в последний раз в Калифорнию летишь.

– Думаешь?

– Я сказала – надеюсь.

– Может быть…

– Ой, у меня часы остановились, сколько нам еще лететь?

– Еще три часа. Батарейка села в часах, да?

– Видимо.

– Нестрашно. Ты счастлива небось, что увидишь свою доченьку, а счастливые часов не наблюдают!

Но вот наконец самолет приземлился. Я окидываю Стаську словно бы посторонним взглядом. Хороша! Блестящие русые волосы до плеч, дивные серые глаза в темных пушистых ресницах, чуть вздернутый носик, яркие губы без помады, отличная фигура, словом, красотка. Наверное, и впрямь метит в Голливуд! А что, чем черт не шутит? В мое время так не шутили даже черти, но теперь все может быть.

– Лёка, соберись, а то ты бледная… Давай, покрась щеки, у тебя же есть румяна! Э, да у тебя руки дрожат, давай я!

И пока мы сидим в ожидании, когда нас выпустят из самолета, она приводит в порядок мое лицо. Мне это приятно. В такой ответственный момент ее жизни она помнит обо мне, любит меня… Наверное, ей тоже страшно и она льнет к бабушке. Кстати, я вовсе не требовала, чтобы она звала меня по имени, но она сама категорически с самого детства отказывалась звать меня бабушкой. Ей было лет семь, и я сказала, пусть называет меня бабушкой. Она тогда смерила меня скептическим взглядом и ответила:

– Бабушки такие не бывают!

Но вот мы уже проходим паспортный контроль, Стаська ослепительно улыбается пожилому китайцу, тот, сурово глядя на нее, снимает отпечатки пальцев – такую же процедуру мы проходили в посольстве – прикладываешь палец к какой-то машинке, и там загорается огонек, – тоже проделывают и со мной, и мы, задыхаясь, спешим к выдаче багажа. Грузим его на тележку.

– Лёка, отойди, я сама! Не поднимай тяжелое! Тебе нельзя.

Мы смотрим друг на друга, как перед ответственным шагом в жизни, и почти бежим к выходу.

Почему-то я ждала, что сразу увижу Ариадну. Но вокруг море лиц, и у меня начинает кружиться голова.

– Вы Леокадия Петровна? – спрашивает незнакомая женщина с приятным лицом и прокуренным голосом. – А ты Стася? Не волнуйтесь, Ариадна сейчас прибежит, у нее от волнения живот прихватило. А я ее подруга, Алина. Здравствуйте, я так много о вас слышала. Да ты просто красавица, только на маму не похожа… Ну надо же, дождалась Адя…

Я почти не воспринимаю то, что она говорит, я всматриваюсь во всех невысоких женщин…

– Господи, мама! – кричит кто-то сзади, и она буквально виснет на мне, так что я не успеваю даже увидеть ее лицо.

– Мама, мамочка моя, мамулечка.

Я счастлива, но понимаю, что сейчас испытывает Стаська.

– Адя, Адя, Стаська! – шепчу я ей. Она вздрагивает.

– Господи, какая ты стала… большая… С ума сойти можно… – И она неловко тычется Стаське в грудь, а у той на лице брезгливо-страдальческая мина.

– Ладно вам, потом намилуетесь! – решительно вмешивается Алина. – Пошли к выходу. Я пойду подгоню машину, а ты постой тут со своими.