Д'Арси Найленд - Ширали

- А где сейчас Пострел? - спросил Маколи.

- Ну, а как ты думаешь? - Суини картинно взмахнул рукой. - С трех раз отгадаешь?

- Наверно, с Беллой?

Суини кивнул.

- Да эту парочку водой не разольешь. Коровушка полюбила ее, как родную, а твоя малявка тоже привязалась к ней. Ко мне она, конечно, так не пылает, но мы тоже подружились. Слушай! Вот она!

Внизу ликующе и громко запел женский голос. Маколи подумал, что, даже спрятав голову под подушку, он все равно бы его слышал. Оглушительное, необработанное сопрано гремело с вагнеровской необузданностью.

Суини подкрался к двери, предупреждающе поднял палец и затряс колокольчиком что было сил. Пение оборвалось. Суини фыркнул. Довольно неуверенно голос запел опять. Когда он раскатился во всю мощь, Суини вновь зазвонил в колокольчик. Пение прекратилось, и Суини захихикал.

- Ужас, да? Прямо в нос шибает. Он зажал ноздри.

Маколи воздержался от замечаний.

- Каждое утро так. Смесь Карузо и рева воды на плотине.

Маколи кивнул.

- Только так это и можно прекратить, - пояснил Суини. - А ведь, знаешь, любит петь, бедняжка. Я не всегда к ней применяю эти меры. - Он снисходительно махнул рукой. - Бывает, чувствую: мой организм способен выстоять.

Белла начала снова. Негромко, но с вызовом. Пропела несколько тактов. Колокольчик звякнул. Она истошным голосом проревела еще несколько нот. Колокольчик залился пронзительным звоном. Так продолжалось минут пять - Белла пыталась прорваться своими арпеджио, колокольчик тут же отзывался; потом металл и голос загремели в унисон. Иногда Суини не выдерживал и выскакивал с ответными звонками слишком рано, иногда слегка запаздывал.

Наконец, убедившись, что неприятель отступил, Суини прикрыл дверь и снова сел рядом с Маколи.

- Самое забавное: она не знает, кто это звонит. Не знает, где звонят. Она ни разу меня не застукала. Рыщет по всему дому, ищет виновника, а когда я к ней захожу, говорит таким немного чудным голосом: «Тот колокольчик снова звонил, Люк». Я спрашиваю:«Какой колокольчик, дорогая?» «А ты его не слышал?»- говорит она. «Я лежал все время на кровати и никакого колокольчика не слышал», - отвечаю я. Ей уж кажется, что звенит у нее в голове.

- Вот шепну ей пару слов, тогда узнаешь, - сказал Маколи.

Лицо Суини вспыхнуло тревогой.

- Бога ради, не делай этого, Мак. Ты и не сможешь. У тебя жестокости не хватит. Ведь не хочешь же ты, чтобы меня разнесло на куски.

Он счел за благо спрятать поскорее колокольчик и выскользнул из комнаты.

Маколи спустился вниз. В столовой было пусто. Но вдруг раздался голос:

- Папа, смотри.

Он обернулся, да так и застыл. Он едва узнал Пострела. На ней было розовое платьице с белой отделкой, розовые носочки и черные лакированные туфельки. Волосы повязаны большим розовым бантом. Она придерживала платье за края подола и улыбалась, чуть застенчиво. За ней маячила расплывшаяся в безмолвной улыбке физиономия Беллы.

- Ну, как тебе твоя дочурка? Прелесть, да?

- Да уж… - Маколи глотнул воздух. - Я… как это? давно уж не видел ее в этаком снаряжении. В платье, то есть. Забыл уже.

Он чувствовал себя неловко, не зная, что еще добавить. Белла явно ждала он него чего-то большего.

- Надеюсь, она не забыла сказать тебе спасибо.

Произнеся эту банальную фразу, он увидел разочарованное лицо Беллы и вышел из комнаты, злясь на себя.

К пятнице третьей недели Маколи закончил работу. Варли ничего не мог ему сразу же предложить, но сказал, что возьмет его в любой момент, когда что-нибудь подвернется, и охотно дал рекомендацию. Кроме того, он дал ему письмо к знакомому подрядчику в Кунамбле и еще одно к владельцу лесопилки в том же городе.

Когда Маколи спросил Беллу, сколько он ей должен, она велела ему заткнуться. Он понимал, что бесполезно спорить и пытаться насильно всучить деньги. Он также понимал, что это не подачка. Оба Суини от души были рады помочь товарищу. Он был тронут, но ему хотелось показать им, что он по-прежнему не отступает от своих принципов. Он сказал, что перешлет им деньги, а если они согласны на некоторое время оставить у себя Постреленка, он заплатит и за ее содержание, когда немного соберется со средствами.

Для Маколи было очень важно иметь право сказать себе:«Я никому и ничем не обязан».

Белла грузно рухнула на ветхий стул, жалобно попискивавший каждый раз, когда она шевели-лась. «Согласны!» - вскрикнула она. Да она всю неделю ходит как больная при одной мысли о разлуке. Дом сразу опустеет, если девочка уедет.

- Я страшно бы по ней скучала, - сказала она, и ее неизменно жизнерадостная физиономия вдруг омрачилась печалью. - Очень я к ней привязалась. Я вообще-то не любительница падать духом, вот и Люки тебе скажет, но я сильно бы переживала. - Она просияла в улыбке. - Пусть живет, сколько ты хочешь, Мак. Пусть хоть насовсем остается. Отдашь ее мне - я возьму.

- Что ж, тогда я смогу кое-что заработать, опять почувствовать себя человеком и что-нибудь решить насчет ее устройства. Я вот думаю, не в интернат ли мне ее определить.

- Еще чего? Такую маленькую?

- Во всяком случае, - сказал он. - Я заберу ее у вас, как только смогу.

- Работенка тебе предстоит между прочим, - вдруг расхохоталась Белла. Приподнявшись, она огляделась и снова плюхнулась на стул. - Я отлично понимаю, Мак, в каком ты положении, и все же не могу себе представить, как это ты с ней расстанешься.

- Да просто… - не задумываясь начал он и замолчал. Он понятия не имел, что ответить. Растерянно забарабанил пальцами по столу.

- Наверно, это будет нелегко, - сказала Белла.

- То есть, как нелегко? Почему?

- Она, может, не захочет у меня остаться.

- Чушь, - сказал Маколи. - Отчего бы ей не захотеть, еще как захочет, вон вы с ней как спелись.

Белла понизила голос.

- Ты ей скажешь?

Маколи вздохнул и принялся сворачивать самокрутку.

- Может, и придется. Но разговор этот я оттяну До последней минуты.

- Когда ты уходишь?

- Да, я думаю, в субботу, к вечеру, когда она ляжет спать.

Маколи поднял взгляд, Белла беззвучно смеялась: ее глаза смеялись, но глядели на него внимательно и испытующе. Ему сделалось не по себе.

- А что? - спросил он с легким раздражением. - Ты считаешь, я плохо придумал?

Она закатилась громким хохотом, раскачиваясь на стуле из стороны в сторону, трясясь. Маколи недоуменно глядел на ее прыгающие щеки, голубые щелки глаз, колышущиеся под платьем телеса; взрывы хохота становились все оглушительней. Он нахмурился - похоже, она сошла с ума.

Наконец она как-то выкарабкалась из стула и встала на ноги.

- Ох, горе ты мое, - пробулькала она, отчаянно размахивая руками. - В гроб ты меня вгонишь. - И, охваченная новым приступом веселья, выкатилась из комнаты.

Маколи обескураженно смотрел ей вслед, поглаживая подбородок.