Ксения Духова - Игра в любовь

И вот тогда у нас начинается бабушкин период. Когда мама ведет общественно бесполезную жизнь, бабушка, вся в заботах, проявляется только по телефону.

– Я в вашу жизнь не лезу, – гордо говорит она, отвергая приглашение приехать в гости. – Я человек независимый! – кричит бабуля, когда мы ей предлагаем вместе с гостями за столом алаверды говорить. К примеру, на чей-нибудь день рождения. – Мне ваших тортов не надо! А подарок я вам авиапочтой вышлю!

Между прочим, бабушка нас очень любит и даже скучает, но она человек горный и со своими твердыми принципами. Она всю молодость в Грузии прожила и очень застолья любила. И сейчас любит, но предпочитает их дома собирать. Потому что никому так ее коронные блюда не приготовить, а «стол должен быть столом!». Но мы ее застолий боимся, ведь потом все гости мучаются от обжорства и пьют разные народные средства.

Так что наша горная орлица срывается с места только тогда, когда ее сыну и внучке грозит опасность погибнуть голодной смертью.

И вот в субботу, в тот момент, когда даже попугаи спят в своей клетке, в нашей двери поворачивается ключ и раздается рев иерихонских труб.

– А где мои дорогие голодные потомки?! – на шестьдесят децибел воркует бабушка, бросая сумки с пищей в прихожей прямо на мамины выходные туфли. – Почему никто не встречает меня этим солнечным утром?! – вопит она же, дробно топоча по коридору.

Навстречу бабуле из спальни выползает ее ненаглядный сыночек с пятничной щетиной и, не открывая глаз, чмокает маму в макушку, отчаянно пытаясь понять, что в доме происходит. А ее единственная внучка обреченно думает – ах, почему же у нас не многодетная семья?! Но мои родители в молодости оказались не готовы к массовому деторождению, и потому сдерживать натиск соскучившейся старушки приходится одной.

Все это происходит, напомню, в субботу! В шесть утра! Потому что бабушка приезжает к нам только на самой первой электричке и никак иначе! Однажды наша горная фурия опоздала на первую субботнюю электричку. Так она в тот день не поехала к нам вообще!

– А какой смысл ехать к вечеру? – сказала она по телефону в 11 утра, когда мы проснулись и в панике заметались по квартире, ища бабушку и пищу. Мама называет ее «жаворонок-извращенец» и старается улизнуть куда-нибудь еще в пятницу, сославшись на возможность нервного утреннего припадка.

Мы же с папой усаживаемся на кухне, куда бабушка притаскивает сумки с едой, и, не открывая глаз, отвечаем на ее вопросы. Со стороны смотрится как сбор китайских болванчиков. Бабушка, энергично стуча судочками и кастрюльками по столу, тараторит и жестикулирует. Вопросы горошком рассыпаются по полу и стенам кухни, а мы с папой киваем головами и мычим, все убыстряя темп. Мама всегда нам покупает одинаковые пижамы, чтобы долго не выбирать. Поэтому мы сидим как Пат и Паташон в мужских пижамах, сонные и на все согласные, а бабушка радостно и удовлетворенно перемещается в пространстве. Она у нас маленькая и сухонькая, но ее всегда очень много. Получается, что наша квартира заполняется громкой и стремительной саранчой, а мы – на положении колорадских фермеров, не способных побороть это нашествие. Когда вот-вот разразится экологическая катастрофа, папа как главный фермер берет себя в руки и громко кричит:

– Мама! Не пора! Ли! Нам! Поесть!

– О, боже! – всплескивает она руками и ставит на стол все, что привезла. И мы начинаем есть прямо из судочков и кастрюлек. Это самые счастливые минуты с момента нашей встречи. Готовит бабушка вкуснее, чем повар в «Пекине», а когда мы едим, она замолкает и любуется нашими одухотворенными лицами.

Если бы бабуля не вырывала из рук судочки, как только мы доедим пищу, и не бросалась мыть их и складывать обратно в пакетики, было бы совсем хорошо. Но в этом мире нет совершенства, как говорил один умный человек. Поэтому мы с папой только вздыхаем и облизываемся.

Потом бабушка пытает нас на предмет нашей худобы и неумытости. Заставляет папу показать ей голову и горестно шепчет:

– Совсем как Котовский скоро будешь!

Я за папу обижаюсь и начинаю его защищать, доказывая, что лохматее папы только наш сосед с шестого этажа, который три месяца пьет и в парикмахерскую не ходит. Так, в тихих семейных пререканиях, проходит раннее субботнее утро.

В полдень, как Золушка на балу, бабушка начинает нервничать и суетится. Она торопится надавать нам впрок полезных советов, снова и снова переспросить – довольны ли мы едой. И ровно в полпервого, как боевой конь, услышавший полковую трубу, бабуля рвется на простор. Удержать ее нельзя ничем, и горе тому, кто на это решится! Судочком ему по глупой голове…

Иногда, правда, «сценарий бабушкиной гастроли», как говорит наша мама, меняется. Бабуля, исчерпав все темы для беседы с нами, нервно ищет – какую бы ощутимую пользу принести нашему дому. Польза всегда в одном – надо помыть полы!

В начале бабушкиных набегов, когда мама еще выдерживала заряд бодрости по субботам, она пыталась бабушке объяснить, что полы у нас чистые. И кони по ним копытами не ходят, и собаки блох не вычесывают. А легкий налет пыли по углам помогает нам адаптироваться в этом мире. Ведь если вымыть все бактерии из дома хлорной водой, то мы будем болеть и чахнуть. И приводила в пример цыганских детей, полевые цветы и кишечные палочки. Но бабушка на выхватывание из рук тряпки обижалась и уезжала раньше заветного срока, нервно бормоча и стуча кастрюльками в прихожей.

А мы с папой бабушке никогда не возражаем, сидим, поджав ноги, пока она расшвыривает микробов шваброй по квартире. Потом бабуля обессиленно валится на диван и шепчет: – Боже, какой бардак!

А мы поим ее чаем с малиновыми листочками и обещаем убираться каждый день. И даже мыть кухонные шкафы и не выливать заварку в раковину! Нам все равно, а ей приятно.

Две мечты были у меня – стать Сенкевичем и работать на Мосфильме. Ну с Сенкевичем-то все понятно – бури, шторма, опасности. Попасть на необитаемый остров, плыть на плоту по океану, умирать от жажды, кругосветка с Хейердалом, Антарктида…

Зачем нам в космос, если есть куча белых пятен, а Сенкевич – один? Мечталось прийти к нему, загорелому, просоленному и обветренному и сказать:

– Я – ваш последователь. Я готова рисковать жизнью не ради славы, а только потому что…

После «потому что» был пробел. Не придумывалась та единственная фраза, после которой Сенкевич бросится мне на шею и возьмет с собой.

Или, например, Мосфильм. Хожу с хлопушкой, вся такая серьезная и очень ответственная. Весь фильм от меня зависит. Прима нервничает и жмет губы в нестираемой помаде, режиссер бьется головой о декорации, осветители меняют перегоревшие лампы, а процесс стоит. Потому что нет меня с хлопушкой. И тут я захожу и говорю: