Зуфар Гареев - Показания Шерон Стоун

– О сковородке.

Остановился, по памяти цитирует вопросник кроссворда:

– «Она бывает и тефлоновая, и чугунная», так? Все было, но без сексопатологии! Чтоб до куклы скатиться, так низко пасть! Да за это расстрел на месте в наши годы! Правильно, Кундеев?

Кундеев сомневается:

– Ну, кукол тогда не было, допустим…

– Как не было? Да у сестры моей штук двадцать точно было!

– Это не те куклы. Это куклы с человеческий рост. Со специальными дырками.

Он, хихикнув, показывает жестом:

– Ну чтоб… Ых-ых…

– Екарный бабай! Что ж вы сразу мне сказали?

Садится за стол, шандарахнул кулаком:

– Почему я все узнаю в последнюю очередь?

Молчание.

Кузнецов, поглядев на портрет Президента, испуганно крестится.

– Вот услышал бы он сейчас ваши слова… Все свободны.

Чепель понуро выходит.

– Кундеев, с куклой разберись, коротенько мне доложи. Позор!

– Есть, товарищ полковник.

– Да ладно тебе, заеськал…

Тихо спрашивает:

– Скажи мне как Штирлиц Мюллеру – он что, в самом деле, с куклой… того…

– Чих-пых? Ну да. Вика его застукала, когда он из квартиры выходил…

– Из какой квартиры? Из борделя, что ли?

– Из квартиры дружка своего Макса, там они куклу прячут. А расследование провела теща – и дозналась.

– И как ему в голову взбрела такая сексопатология?

– Чепелю? Он оправдывается: обращался к сексопатологу он лайн – вот и посоветовал сексопатолог.

– Ну а с ней-то он чего? С Викой своей – не может, что ли?

– Нельзя. Она психологическая девственница…

Кузнецов с пониманием кивает:

– А-а… Психологическая… А это как?

– Ну, так, вообще… – Хихикнув. – Ну… Так-то она давно уже дырявая… Но с мужем до свадьбы – ни-ни. Девственница. Психологическая.

– Вот какая девушка пригожая! Кроссвордик мне сообразил?

– «Казацкий перчик»!

Выходят вместе, пора на обед. Кузнецов увлеченно проглядывает новую книжицу кроссвордов. Толкают дверь кабинета следователя Жуликова.

Соловьев и Жуликов прямо приклеились к записи веб-камеры с очередным допросом.

Изображение на мониторе влечет: Марина Трегубова в очень коротком черном платье.

– Так я могу воспользоваться диктофоном? – спрашивает Трегубова. – Мне разрешил прокурор.

– Какой прокурор? Ах, да… – Чепель пожимает плечами. – Пожалуйста. Но я надеюсь, что эта запись до времени никуда не уплывет.

– Я понимаю, тайна следствия. Так Вы видели, что показала Шерон Стоун следователям?

– Нет.

– Почему? Вы же следователь. Это видели все. Или, по крайней мере, слышали.

– Да, я слышал… Я слышал… что некоторые этот фильм, так сказать, видели…

– Я Вас не про фильм спрашиваю, а про то, что показала Шерон Стоун следователям.

– Там еще много чего показывали.

– Много чего Вы там увидели, а то, что показала Шерон не увидели?

– Послушайте, Марина Сергеевна. Так нельзя. Мы с Вами на работе. Вы должны ответить на мои вопросы. Вы обязаны ответить на мои вопросы!

– Вы хотите это увидеть, я знаю. Я готова.

– Вы что – Шерон Стоун?

Марина Трегубова с вызовом раздвинула ноги:

– Да, я Шерон Стоун, благодаря чудесам реинкарнации. Вы видели?

– Нет.

– Дай крупнее, Соловьев! – кипятится Жуликов, потирая руки.

Кузнецов, наблюдая все это, хватается за голову.

– Соловьев, выключай!

Соловьев нехотя жмет на стоп.

– Да мы просто глянуть! – возмущен Жуликов. – Чепелю можно, а нам нельзя? Живые же люди…

Кузнецов зловеще шевелит пальцами, наступая на Жуликова:

– А вот не знаю! Это с какой стороны посмотреть. Может и мертвые! Кундеев, логично?

– Логично. Может и мертвые.

– Смотри у меня Жуликов, доиграешься. Много больно знать хочешь!

– Да всего-то…

– Вот покажи ему ЖПО – и все! Хлебом не корми, а ЖПО давай!

Старик хватается за сердце:

– Кундеев, ну-ка мне лекарство! Поднесь быстрее.

Кундеев лезет в сейф Жуликова, наливает стопарик, подносит.

Кузнецов нюхает налитое.

– Да не то! Тут чего покрепче надо! Насмотришься, понимаешь, такого! Взяла и показала – тут никакого здоровья не хватит.

Кундеев опрокидывает стопку в себя, потом в этот же стопарь наливает корвалол.

Жуликов прикрывает сейфик, в который нагло вторгся Кундеев.

– Кундеев, должен будешь. Я деньги не рисую.

– Не Кундеев, а товарищ капитан!

Он украдкой показывает Жуликову кукиш, подносит стопку Кузнецову. Кузнецов оглядывается, чтобы перекреститься перед приемом. Его глаза лезут на лоб.

– Где портрет Президента, Жуликов? Где портрет Президента, я сказал?

– Дык Вы сами сказали в прошлый раз – снять отсюда портрет Президента.

– Как я такое сказал? Кундеев, мог я такое сказать?

– Так точно, Иван Макарович! Сказали, что Жуликов и Соловьев недостойны сидеть в компании Президента.

– Точно, недостойны! Ты только на рожи их посмотри! Одна фамилия чего стоит – Жуликов! Да узнай Президент, что у нас тут есть следователь с такой фамилией… Ой, чего будет, мать честная! Сразу всех на сто первый километр! Иди, принеси портрет Президента.

Кундеев приносит портрет, вешает. Кузнецов, испуганно перекрестившись, пьет, морщится.

– Ты чего мне подал, Кундеев? Ты какой мне дряни налил?

Кундеев обиделся:

– Лекарство я налил, сами же сказали, чего покрепче…

– Когда я сказал? Сроду я такой дряни не пил! Ну-ка, налей чего посерьезней.

– Нашего? Так бы и сказали сразу.

Кузнецов берет стопарь, хочет перекреститься перед портретом, но рука его останавливается в полужесте. Совестно Иван Макаровичу стало, совестно как мальчишке.

– Кундеев, унеси портрет.

Перекрестив стопку, выпивает.

Продвинутый Жуликов нахально спрашивает:

– Ну, чего, так и будем смотреть в черный монитор? Детский сад. Мы что, вообще, ЖПО не видели никогда? Чепелю можно, а нам нельзя?

– Потому что Чепель на работе находится! У него ЖПО – рабочий материал.

Жуликов кипятится:

– Ух бы я сейчас! Свезло Чепику! Лохам везет, а правильным пацанам – когда?

– Смотри у меня, Жуликов, доиграешься!

Примерно в эти дни случилось превращение с одним товарищем, который ну совершенно точно не был посвящен ни в какую магию реинкарнации по определению.

Ну, подумайте сами, как могло коснуться это красивое утонченное учение некого лысого и толстого мужика под 50, который в некоторых сомнительных кругах был известен как Борман.

Не так давно этот Борман в родной деревеньке Вяльцы отгрохал церквушку, чем заслужил уважение в округе.

Тем не менее, мы с Мариной рады всем вновь пребывающим. Правда, далеко не всех сажаем в лодочку, не всем обещаем, что отныне они превратились в кулончик на ее шее… в ананасовую важную салфеточку… зубочистку для ковыряния в белоснежных зубах…

Наш товарищ вышел из церквушки им. Бормана солнечным полднем с тяжелым золотым крестом на шее, который наверняка когда-то являлся экспонатом Эрмитажа.