Филип Рот - Прощай, Коламбус

— Да нет же! Ты не понял. Читательский билет — это документ, который позволяет читателю забирать книги на дом. Если у тебя есть читательский билет, то тебе не придется ходить сюда каждый день. Ты в школу ходишь?

— Да, сэр. Школа на Миллер-стрит. Но сейчас лето, и у нас каникулы. Я не прогуливаю, честное слово. Я не должен быть в школе.

— Знаю. Послушай: поскольку ты школьник, то можешь завести себе читательский билет. И возьмешь книгу домой.

— Зачем вы уговариваете меня забрать ее домой? Там ее кто-нибудь испортит.

— Ну… ты можешь спрятать ее… запереть в ящике стола…

— Скажите, — спросил мальчишка, украдкой поглядывая на меня, — почему вы не разрешаете мне приходить сюда?

— Я этого не говорил.

— Мне нравится здесь. Я люблю лестницу.

— Я тоже. Но дело в том, что однажды твою книжку могут забрать другие читатели.

Он улыбнулся:

— Не волнуйтесь. Пока ведь ее никто не забрал? — И мальчуган помчался вверх по лестнице.

Ну и запарился я в тот день! Когда я уходил с работы, рубашка буквально прилипла к спине, хотя было совсем не жарко. Сев в машину, я раскрыл чемодан, забрался на заднее сиденье и, согнувшись в три погибели, переоделся в чистую рубашку, чтобы при въезде в Шорт-Хиллз походить на человека, который решил заехать к себе домой во время перерыва. Я влился в поток на Вашингтон-стрит, но никак не мог занять себя мыслями об отпуске; более того, я не мог сосредоточиться и на дороге: резко брал с места, заезжал на «зебру», задерживал движение перед светофором, раздражая и водителей, и пешеходов. Заботило меня только одно: что, если этот брыластый старик заявится в библиотеку, пока меня там не будет, и заберет любимую книгу негритенка? Меня наверняка отстранят от новой должности, да и от старой тоже. Господи, так что же я нервничаю? Я ведь не собираюсь проторчать в библиотеке всю жизнь?!

— Рон женится! — встретила меня радостным визгом на пороге Джулия. — Рон женится!

— Прямо сейчас? — спросил я.

— В День Труда! Он женится на Гарриет, он женится на Гарриет, — гнусаво принялась распевать она на мотив ритмичной песенки, под которую девчонки прыгают через скакалку. — Я буду свояченицей!

— Привет! — показалась Бренда. — Я скоро буду свояченицей.

— Я уже знаю. Когда это он умудрился?

— Рон объявил нам о свадьбе сегодня за обедом. Он разговаривал с ней вчера вечером по телефону целых сорок минут. Гарриет прилетает на следующей неделе. Свадьба будет грандиозной. Родители прямо порхают по дому: они должны все приготовить за два дня. Да, и еще — папа берет Рона в свой бизнес. Для начала он положил ему двести долларов в неделю, а там уж все зависит от самого Рона. Испытательный срок продлится до октября.

— А мне казалось, что Рон хочет стать учителем физкультуры…

— Хотел. Но сейчас у него появятся новые обязанности…

За обедом Рон раскрыл, в чем будут заключаться эти обязанности, и обрисовал свои планы на будущее:

— Мы хотим обзавестись ребенком, — сказал он, к вящему удовольствию миссис Патимкин, — и когда ему исполнится полгода, я выложу перед ним в ряд баскетбольный, футбольный и бейсбольный мячи. А потом посмотрю, какой мяч он выберет — и мы полностью сконцентрируемся на этом виде спорта.

— А если ему не понравится ни один из мячей? — спросила Бренда.

— Не смешите меня, юная леди! — осадила дочку миссис Патимкин.

— А я буду тетей! — пропела Джулия и показала Бренде язык.

— Когда приезжает Гарриет? — спросил мистер Патимкин, еле выговорив фразу, поскольку рот его был набит картошкой.

— Через неделю — если отсчитывать со вчерашнего дня.

— Можно, она будет спать в моей комнате? — завопила Джулия. — Можно?

— Нет, она будет спать в комнате для гос… — начала было миссис Патимкин, но тут вспомнила про мое существование и, бросив на меня испепеляющий косой взгляд своих лиловых глаз, изменила свое решение: — Конечно, можно.

— В этот раз я действительно ел как птичка. После обеда мой чемодан отнесли — вернее, я сам его отнес — в комнату для гостей, которая располагалась на втором этаже как раз напротив комнаты Рона — рядом с комнатой Бренды. Она вызвалась показать мне дорогу.

— Лучше покажи мне твою кровать, Брен, — сказал я.

— Потом, — сказала она.

— Мы можем? Там, наверху?..

— Думаю, что да, — сказала Бренда. — Рон спит как убитый.

— А я смогу остаться у тебя на всю ночь?

— Не знаю.

— Мы заведем будильник, и я с утра пораньше вернусь в свою комнату.

— Будильник всех разбудит.

— Ну, тогда я проснусь без будильника. Я это умею, честное слово!

— Я, пожалуй, пойду. Мне не следует задерживаться в твоей комнате, — сказала Бренда. — А то с мамой случится истерика. Похоже, она нервничает из-за твоего приезда.

— Да я и сам нервничаю. Я же твоих почти не знаю. Ты считаешь, что это действительно удобно, если я задержусь на целую неделю?

— Неделю?! Да после приезда Гарриет здесь начнется такой кавардак, что ты можешь оставаться хоть на два месяца.

— Серьезно?

— Да.

— А ты этого хочешь?

— Да, — ответила Бренда и спустилась на первый этаж, чтобы миссис Патимкин осталась в сознании.

Я распаковал чемодан и принялся раскладывать вещи по полкам платяного шкафа, который был совершенно пуст — если не считать пару чехлов для платья да непонятно как попавший сюда ученический дневник. Занятие мое прервал Рон. Шаги его послышались на лестнице, и через секунду он заглянул в мою комнату:

— Привет! — поздоровался он.

— Поздравляю! — отозвался я, не сообразив, что любое торжественное приветствие неизменно повлечет за собой рукопожатие; Рон, позабыв о том, зачем направлялся к себе, вошел в мою комнату.

— Спасибо, — пожал он мне руку. — Спасибо.

Потом он уселся на мою кровать и стал наблюдать за тем, как я раскладываю свои вещи. У меня было две рубашки: ту, на которой красовалась эмблема братьев Брукс, я разложил на кровати, а вторую, с лейблом «Эрроуз», запихнул в шкаф. Рон сидел, почесывая руку, и улыбался. Его молчание заставляло меня нервничать.

— Да… — сказал я и брякнул неопределенно: — Это что-то!

Рон кивнул. Я так и не понял, с чем он соглашался.

— Как ты себя ощущаешь? — решил я еще раз нарушить молчание после очередной паузы.

— Уже лучше. Это Феррари мне по руке саданул, когда я боролся с ним под щитом.

— Вот как… Понятно, — сказал я. — А как ты себя ощущаешь перед свадьбой?

— Да нормально…

Я прислонился к комоду и принялся считать стежки на ковре.

Рон наконец отважился произнести целую фразу.

— Ты в музыке разбираешься? — спросил он.

— Немного, — ответил я.

— Если хочешь, то можешь послушать мои пластинки.