Евгений Клюев - Давайте напишем что-нибудь

– Вы чего кричите?

– Я кричу потому, что ищу Зеленую Госпожу Марту.

Тут мертвецы стали наперебой рассказывать ему легенды – одну прекраснее другой – о детстве Марты, о ее юности, зрелости, старости и, наконец, о ее смерти во славу Одной Идеи, которая в доисторические времена завладела сердцами лучших умов человечества. По их словам выходило, что Марта была праматерью всех ныне живущих в Змбрафле, – и Редингот окончательно утратил ориентацию во времени. Ему даже на мгновение показалось, будто вопрос Умной Эльзы о том, в каком веке он был знаком с Мартой, принадлежит к разряду действительно осмысленных вопросов… потому что ведь кто знает, сколько на самом деле прошло с тех пор, как все началось! Спросите кого угодно, вот хоть и автора настоящего художественного произведения: давно ли все началось? Уверяю вас: кто угодно, в том числе и автор настоящего художественного произведения, пожмет плечами.

Пожал плечами и Редингот. Он уже ничего не понимал. Он только процитировал:

– Какое, милые, у нас?..

Его, похоже, не услышали. Так Редингот и не узнал, какое…

С неделю он бродил по Змбрафлю, делая небольшие зарубки топориком на правой ноге: ему нужно было следить за временем, чтобы снова сжиться с ним. Однако, к сожалению, седьмую зарубку он сделал на том же самом месте, что и остальные шесть, – сухожилие лопнуло…

– Жаль, – сказал Редингот.

– Сухожилием больше, сухожилием меньше… – сказали мертвецы и философски обобщили: – Сухие ветви всегда обрубают топором. Зачем дереву носить на себе то, что уже умерло? Ему надо тянуться ввысь.

Редингота убедило это соображение. Он быстро перерубил себе все сухожилия, в результате чего кости его вырвались на свободу – и каждая из них зажила своею собственной жизнью. Редингот почувствовал необыкновенную легкость: ничто больше не сдерживало его.

– Я хотел бы обнять весь мир, – стыдясь, признался он и добавил: – Но лучше не буду. Стану-ка я летать, не прибегая больше к помощи крыльев.

Тут Редингот вынул из потайного кармана пальто завернутые в платок бледно-желтые бумажные крылья и пустил их летать по ветру: потребности в них отныне не было.

– Между прочим, это только у Вас отныне нет потребности в крыльях. О потребностях других бы подумали! – сказал один из мертвецов, живо сверкнув пустыми глазницами.

Редингот поднялся над землей и поймал крылья в воздухе.

– Где тут другие? – быстро спросил он.

Другие столпились поблизости.

– Расскажите мне о своих потребностях.

– Наши потребности таковы, – начали другие. – Первая потребность – это потребность в человеческом тепле. Вторая потребность – это потребность во взаимопонимании…

– Минутку, – сказал Редингот, – насчет человеческого тепла понятно: вы кровь пьете. А вот что касается взаимопонимания… разве вы не взаимопонимаете?

– Мы взаимопонимаем, но очень плохо. Бывает, обратишься к кому-нибудь за взаимопониманием, а тот сразу торговаться начинает: взаимопонимание, дескать, процесс обоюдный… Ну и что ж – дашь такому по харе, плюнешь – и все тебе взаимопонимание.

– Ясно. Продолжайте про потребности.

– Третья наша потребность – потребность петь и смеяться…

– Как дети? – уточнил Редингот.

– Почему – как дети? – даже, вроде бы, обиделись другие. – Как профессионалы! Четвертая потребность – это, пожалуй, потребность в размножении. Но о ней не будем. Пятая потребность есть потребность учиться и учить других.

– Чему учиться и чему учить? – деловито осведомился Редингот.

– Учиться тому же, чему и учить. Так водится, – быстро отчитались мертвецы и предложили Рединготу спецкурсы на выбор: «Воспитание себе подобных – дело подобных нам», «Образование высшего и среднего образования из дошкольного и начального образования» и, наконец, «Учение ученого и его возможные субституты».

– Все понятно, – сказал Редингот, – а крылья-то вам зачем в таком случае?

– Так летать чтобы! – воскликнули другие и, выхватив крылья из рук Редингота, дружно улетели на них в теплые страны.

Отныне других не стало в Змбрафле.

– Какое счастье! – перекрестился Редингот и теперь уже тихо-тихо отправился на поиски Марты. Чтобы стать совсем незаметным в этом надоевшем ему городе, он даже не полетел, а пополз.

В очень узком переулке Редингот совершенно неожиданно для себя наткнулся на ползущего ему навстречу старика.

– Здравствуйте, – от неожиданности сказал ему Редингот.

– Вы меня узнали? – обалдел старик ползучий. – Несмотря на мои лета?

– Узнал, – соврал Редингот и тут же выдал себя: – А кто Вы?

– Ну, как же!.. – расплылся в улыбке старик ползучий. – Я тот, кто одалживал у Вас брюки! Это было… ой, я так долго уже ползу!

– А-а… брюки! – вспомнил Редингот. – Я ведь так с тех пор и без брюк!

– Вам идет, – низачем польстил старик ползучий.

– Я знаю, – ответил Редингот. – Мне об этом уже говорили.

– У них хороший вкус… у тех, кто говорил. Это у них в крови.

– Скорее, у Вас в крови… – возразил Редингот. – У Вас колени в крови.

– Потому что я ползу давно.

– А летать можете? – спросил Редингот.

– Нет, только ползать, – сокрушенно вздохнул старик ползучий. – Позвольте, я отдам Вам брюки и уползу на родину?

– Да ради Бога, честный старик! – сказал Редингот

Старик стал снимать брюки – они оказались сильно заношенными.

– Ничего, что я их заносил?

– Пустяки! – откликнулся Редингот. – Я ими все равно не собираюсь больше пользоваться.

– Может быть, лучше тогда их сразу и выбросить… а то мне стыдно как-то возвращать Вам брюки в таком виде.

– Конечно, выбросите! Кому они теперь нужны! – Редингот рассмеялся.

Старик ползучий выбросил брюки в специально отведенное для них место и в одном исподнем уполз на родину.

А в Рединготе прямо в эту минуту внезапно начался внутренний конфликт.

– Вот черт! – выругался Редингот, не готовый к такому ходу событий. – Конфликт прямо как с цепи сорвался…

Ну что тут скажешь, дорогой читатель? Мало ведь кто в литературе может похвастаться тем, что его герои так адекватно понимают все происходящее. Не успеет автор придумать какой-нибудь поворот, как умница-герой уже все понял – и уже реализовывает! Такое единство взглядов между автором и героями, согласитесь, исключительная редкость. Правда, называя главу «Конфликт как с цепи срывается», я не рассчитывал, что конфликт будет внутренним. Я рассчитывал, что он будет внешним… что, скажем, кто-нибудь с кем-нибудь вступит в сражение не на жизнь, а на смерть, что огромные массы людей станут мигрировать по страницам художественного произведения во все стороны… масштаб, мощь, эпос, разрази меня гром!

А конфликт взял и оказался внутренним. Правда, от этого он, конечно, не стал менее глубоким – может быть, теперь он даже более глубок, чем предполагалось. Ну что ж, читатель… заглянем Рединготу в душу. Этим мы, вроде бы, еще не занимались.