Банана Ёсимото - Кухня

Я недавно переехала. Пишите и звоните мне по следующему адресу:

Токио, р-н ***. д. 1002, кв. 3-21-1,

тел. ***- ****.

Юити напечатал этот текст на открытке, потом начал делать копии (разумеется, у них имелась дома копировальная машина), а я надписывала конверты. Юити мне помогал. В тот вечер он был свободен. Я заметила, что он ненавидит безделье. В прозрачной тишине, под скрип ручек, капли чернил ложились на бумагу.

За окном завывал теплый весенний ветер. Ночной пейзаж колыхался. Я усердно выписывала имена своих знакомых. Почему-то, не задумываясь, я исключила из списка Сотаро. Ветер усилился. Было слышно, как шумят деревья и гудят электропровода. Закрыв глаза, я опустила локти на складной столик, и мои мысли отправились бродить по безмолвной улице. Я совершено не понимала, зачем нужен подобный столик в такой комнате. Поскольку Эрико руководствуется только импульсами, в тот вечер она, выйдя из клуба, купила этот столик.

— Не спи! — окликнул меня Юити.

— Я не сплю. Мне в самом деле доставляет удовольствие надписывать открытки с извещением о перемене адреса.

— Мне тоже, — сказал Юити. — Я ужасно люблю переезды, люблю рассылать открытки, когда путешествую.

— Я тоже люблю, — и тут я снова попыталась переменить тему беседы: — Такие открытки распространяют волны. Тебя правда ударила девушка в школьном кафетерии?

— Тебе об этом рассказали недавно? — он грустно улыбнулся.

Меня потрясло, насколько по-иному выглядело его обычно улыбающееся лицо.

— Давай говорить начистоту. Для меня важно только то, что ты делаешь сейчас.

— Какая чушь! — отрезал он. — Ты думаешь, мы просто играем с почтовыми открытками?

— Играем с открытками?

— Не знаю…

Мы рассмеялись. Потом беседа перешла на другие темы. Даже я, при всей своей тупости, почувствовала его неестественность. Пристально посмотрев ему в глаза, я все поняла.

Он показался мне ужасно грустным.

Сотаро сказал мне, что, хотя девушка Юити встречалась с ним целый год, ее раздражало, что ей никак не удается его понять. По ее словам, Юити девушки волнуют не больше, чем его авторучка.

Поскольку я не была влюблена в Юити, мне это было очень понятно. Качество и ценность авторучки значили для него нечто иное, чем для Сотаро. Возможно, что на этом свете есть люди, которые любят свои авторучки настолько сильно, что готовы ради них умереть. И это очень печально. Если ты не любишь, то не можешь этого понять.

— Ничего поделать было нельзя, — сказал Юити, не поднимая головы и как бы тяготясь моим молчанием. — Ты здесь ни при чем.

— Спасибо… — словно благодаря его, выдавила я.

— Не за что, — улыбнулся он.

«Я задела его», — подумалось мне. Мы уже почти месяц жили в одной квартире, и я впервые его задела. «Не исключено, что однажды я в него влюблюсь», — подумала я. Когда я влюблялась, то всегда старалась из этого вырваться. Но, возможно, из нашей беседы, мерцающей, как звезды на облачном небе, потихоньку начала высвечиваться любовь.

«И все же, — думала я, продолжая писать, — все же я не могу отсюда уехать».

Разве не очевидно, что он расстался со своей девушкой из-за того, что я живу здесь? Я не могла решить, насколько я сильна, сумею ли снова жить одна… «И все же непременно скоро, в самом ближайшем будущем…» — думала я, запутанная в противоречиях, надписывая открытки.

Мне просто нужно уехать.

Тут со скрипом отворилась дверь, и я с удивлением увидела, что вошла Эрико с большим бумажным пакетом в руках.

— Что случилось? Какие-то неприятности в клубе? — спросил Юити, повернувшись к ней.

— Мне надо быстро убегать. Посмотрите, что я купила! Соковыжималку! — радостно сообщила Эрико и достала из бумажного мешка большую коробку.

«Опять!» — подумала я.

— Я заскочила домой, только чтобы ее занести. Проверьте, как она работает!

— Если бы ты позвонила, я подъехал бы и забрал тебя, — сказал Юити, разрезая ножницами тесемку.

— Все в порядке. Ничего, кроме этого.

Коробка уже была открыта и оттуда извлечена великолепная соковыжималка, с помощью которой можно изготовить любой сок.

— Считается, что, если пьешь свежевыжатый сок, кожа будет гладкой, — радостно выпалила Эрико.

— В твоем возрасте это уже несколько поздно, — заметил Юити, изучая инструкцию.

Меня потрясла необычайная легкость и непринужденность в беседе между матерью и сыном. Она напомнила мне сцену из фильма «Моя мать — ведьма». Там герои могли оставаться благодушными даже в бесконечно нездоровой атмосфере.

— Что? — Эрико заглянула мне через плечо. — Микагэ пишет открытки с сообщением об изменении адреса? Великолепно! У меня есть для нее подарок по случаю переезда.

Она достала еще один бумажный сверток. Развернув его. я обнаружила красивый стакан с изображенным на нем листом банана.

— Пей больше соков! — сказала Эрико.

— Может быть, нам следует пить банановый сок? — с невозмутимым выражением лица сказал Юити.

— Да… прекрасно, — выдавила я, едва не расплакавшись.

«Когда я буду уезжать, я заберу этот стакан с собой, и даже уехав, я буду часто-часто возвращаться и готовить для вас рисовую кашу», — подумала я, но не произнесла ни слова. Какой удивительный, чудесный стакан.

На следующий день я должна была окончательно освободить прежнее жилище. Наконец я все упаковала и прибрала. Стоял ясный, безоблачный день, золотистое солнце заливало комнату, которую когда-то я считала своим домом.

Поскольку я так затянула с переездом, то решила навестить хозяина. В дни моего детства мы с бабушкой часто бывали у него в конторе, где пили чай и вели беседы. Я отметила, что он сильно постарел. Мне было странно, что теперь я сижу на этом стуле, пью чай и беседую о погоде и делах в нашем квартале. Это казалось мне чем-то нереальным.

Передо мной с ужасающей силой пробегала вся моя прежняя жизнь. То, что от меня еще оставалось, могло только вяло реагировать на события прошлого. И хотя мне не хотелось с этим соглашаться, оттуда вырвалась не я. Совсем наоборот. Для меня там все оставалось страданием.

Раньше в атмосфере теперь уже опустевшей квартиры присутствовали запахи обжитого, привычного дома.

Окно в кухне. Улыбающиеся лица друзей, зелень школьного дворика, на фоне которой выделяется профиль Сотаро, голос бабушки по телефону, когда я сообщала ей, что задерживаюсь, шуршание бабушкиных туфель по коридору, цвет занавесок… бамбуковые циновки… настенные часы.

Все это было. А теперь уже ничего не осталось.

Когда я вышла на улицу, уже наступил вечер. Начинало смеркаться. Задул ветер, я ощущала кожей его холод. Я ждала автобус, и полы моего тонкого пальто трепетали на ветру.

С автобусной остановки я рассматривала высокое здание напротив, голубые окна которого красиво маячили в воздухе. За ними двигались люди, вверх-вниз ездил лифт, и казалось, что все в молчаливом мерцании растворяется в полумраке.