Лора Белоиван - Маленькая хня

Мы садились в его «Цивик» и ехали по моему выбору в одно из этих двух страшных мест. Чаще все-таки на кладбище, потому что ночных рейсов у нас тут практически нет, а самым моим любимым аэропортовским страхом всегда было смотреть на взлетающие самолёты со стороны. Мы ехали на артёмовское кладбище, и я просила Мента остановить машину метрах в двадцати от, чтобы самой пройти эти 40 шагов до ближайшей оградки. Свет дальних цивиковских фар выхватывал из темноты встревоженные, заспанные портреты мертвецов, и, дрожа хвостом, шла к ним навстречу, а сзади, выдерживая ритуальные десять метров, чтоб дать мне возможность как следует набояться, шёл Мент с двумя бутылками шампанского в руках.

Я прочитала анонс презентации и решила на неё не лететь. А если честно, то я всё равно бы опоздала: летала над местами, которые у меня связаны с Ментом.

До сих пор не знаю, бзик это был или что другое, но в той самой первой своей квартире балконом на асфальт и дядей Борей за стеной я ужасно боялась жить. Окна выходили на разные стороны, и по ночам я скакала по квартире с охранными мыслями. Мне всю дорогу казалось, что ко мне лезут. Дом стоял сильно на отшибе, а рядом был овраг, в котором как-то раз нашли два трупа (один расчлененный).

В конце концов Мент подарил мне обрез двуствольной ружбайки, заряжавшейся 16-клбр. патронами с дробью. На пленэре я как-то пробовала из этой штуки стрельнуть: по бутылкам не попала ни разу, зато фанерный лист 2x2 — в сито. Ну и меня, конечно, замучила страшная отдача. Но это от неопытности, я думаю.

Что примечательно, спокойнее мне не стало. Теперь, с ружбайкой, я стала бояться, что она мне пригодится.

Мент учил меня, как затягивать труп убитого мною насильника-грабителя-изверга ногами в квартиру, чтоб меня не посадили в тюрьму за превышение обороны. Попутно он наставлял, как вообще избавляться от трупов (яма с известью — самый доступный вариант). А еще мне надо было каждый день писать новое заявление в милицию, что я нашла на улице ружбайку и несу ее добровольно сдавать, дата-подпись. Жизнь с обрезом оказалась очень хлопотной.

В итоге я отдала его назад Менту. Потому что однажды не ночевала дома, а, приехав утром, обнаружила выбитое окно и три каменюки на полу. Мент приехал, вставил стекло и провёл расследование. Оказалось, что накануне вечером две какие-то пьяные дуры перепутали окна: хотели отомстить за равнодушие дяде Боре, а нагадили мне. Я представила, что было бы, окажись я дома. В общем, я разоружилась, а вскоре переехала в другую квартиру, почти в центре, но тоже балконом на асфальт.

Этот сказочный обмен устроил мне Мент. В квартире-почти-в-центре жили воры, и он их поймал. Воры согласились на обмен со мной, потому что накануне украли в порту контейнер с кухонными плитами. Плиты Мент вернул на место, а воры переехали подальше от контролируемой им территории.

В новой квартире у меня была очень хлипкая дверь, двухмесячный щенок Мона и — спасибо Менту — карабин «Сайга». Преступники обрезали мне кабельное телевидение, подумав, что это телефон (не было там никакого телефона), залепили глазок конфетной бумажкой, а сами стали взламывать соседскую квартиру.

Именно в тот день мне поставили решетки на окна и балкон, а дверь должны были поменять завтра. Время от времени преступники бились жопами о мою дрищёвую дверь, от чего она вгибалась вовнутрь.

Удрать с балкона за правоохраной я не могла. Я с «Сайгой» в руках тряслась в 40 см от воров, но первая решила не нападать. Я вообще решила сделать вид, что меня нет дома и выключила везде свет. В довершение ко всему мой двухмесячный щенок Мона внезапно захворал животом, и я до утра просидела в темноте среди говен, не выпуская оружия из рук.

Утром Мент сказал, что надо было рывком открыть дверь, бабахнуть из «Сайги» по ногам преступников и спокойно ложиться спать.

В той же квартире у меня был газовый пистолет «Беретта», подаренный мне Ментом на день рождения. «Беретту» у меня украл один итальянец, который оказался югославом.

С тех пор оружия в доме я не держу.

Мент умер от сердца лет через семь после истории с последним пистолетом. К тому времени мы уже не слишком общались, а в день его смерти я вообще была политпиарщицей в Сыктывкаре.

Я узнала о смерти Мента из сообщения всё того же информагентства города В. Впервые за весь Сыктывкар открыла сайт агентства и сразу увидела фотку Мента в траурной рамке.

Где его могила, я не знаю до сих пор. Летая над Лесным кладбищем, прочитываю надписи на памятниках, но знакомых ФИО пока не встретила.

Какого-то лета (дневничковое)

Господи, вот, поди, паршиво пришлось стрельцам: только-только уснули, а их на казнь будят. Ненавижу утро. Завидую сдохшим за ночь бабочкам.

И почему-то становится ужасно холодно летать по утрам в одной майке. Время от времени приходится садиться на какую-нибудь крышу греться.

Я сижу на крыше американского консульства, болтаю ногами и мысленно ржу на всё небо, потому что мысленно ржать тихим голосом я не умею. Не ржать немыслимо: очень, знаете ли, смешно вспоминать, как позорно обокрала американское консульство.

Дело в том, что я с детства любила воровать, но никогда не умела делать это хорошо. За исключением нескольких случаев, мои кражи мелки и бессмысленны. В средней группе детского садика я крала пластмассовую мозаику, складывая её в трусы. Вечером меня ругали словом «клептоманка» и заставляли завтра же вернуть мозаику детскому саду. Утром я её возвращала, но к вечеру она снова была в моих трусах: я откуда-то знала, что при обыске в первую очередь обшаривают карманы.

В старшей группе я украла у девочки Ксюши резиновую белочку, но не выдержала и призналась. Но мне удалось убедить Ксюшу в том, что белочка сама захотела жить у меня. Ксюша горевала по поводу белочкиного вероломства, однако учла её волю и назад не забрала.

В подготовительной группе я начала тырить мелочь по карманам взрослых. Натырив рубль двадцать, пошла в универмаг и купила там пластмассовую картину «Ленин в октябре». Это был первый странный поступок в моей жизни. Объяснить его я не могу до сих пор.

В школе я воровала мел с доски. Во всех ящиках моего письменного стола валялись куски мела, и всё остальное ящиковое добро было им извозюкано.

На пароходах я не крала ничего, потому что нести уворованное мне, бездомной, было некуда, а держать всё в каюте было бы глупо и неудобно.

Позже я переквалифицировалась на цветы. Мне цветок в магазине свистнуть было раз плюнуть: одной рукой цену спрашиваешь, второй — на другой цветок смотришь, а третьей обламываешь нужный отросток. Потом я стала решаться на подобное всё реже и реже, зато как-то раз свистнула амариллис в американском консульстве.