Ладислав Фукс - Мыши Наталии Моосгабр

– Это на мотоцикл, – сказал Везр и хлопнул по банкноте, – чтоб освежиться на нем после черной тяжелой работы, а на эти съезжу отдохнуть к морю. На кашалоте. – И он сгреб деньги и сунул их в карман. На столе остались две кучки, а на буфете зонтик с блестящей ручкой. Госпожа Моосгабр с дивана смотрела на все, голова у нее кружилась, ее мучила жажда. Вдруг она перевела взгляд на матовое окно, что выходило на лестничную клетку, и снова на минуту впала в забытье. На окне висели два неосвежеванных зайца. Висели за связанные задние ноги головами вниз.

Тут часы у печи пробили половину пятого, и госпожа Моосгабр на диване словно очнулась.

– Святый Боже, – очнулась она на диване, – святый Боже, вы делите здесь гроши. Вы здесь делите настоящее состояние. За это можно купить на «Стадионе» виллу. И разве ты не знаешь, – повернулась она к Набуле, – что Лайбах хочет купить квартиру в Алжбетове? Ты же дашь на квартиру, раз у тебя столько денег.

Они посмотрели на нее, Везр – своими холодными светлыми глазами, человек – черный пес хлестнул по ней взглядом, а Набуле заговорила. Завизжала.

– На квартиру, – завизжала она, – на квартиру, будто Лайбах не зарабатывает? Будто он не копит? Я же не какая-нибудь бродячая арфистка, чтобы носить тряпье по вечерам. А кушетка и картина, – завизжала она, – разве этого мало?

– Не ори, – сказал Везр, и его голос был грубым, как голос могильщика, – не ори. Небось не с Лайбахом разговариваешь. – И он, стряхнув пепел, повернулся к чужому человеку с короткими черными волосами, низким темным лбом и вислыми уголками губ, к черному псу. И чужой человек – черный пес, улыбнулся и проговорил:

– Мадам, – улыбнулся он, и его голос был мягкий, нежный, как бархат, – мадам, не хотите же вы, чтобы Набуле и одевала господина Лайбаха? Чтобы и еду ему подносила? Чтобы оплачивала его парикмахера? Каждый должен, мадам, зарабатывать свое… – улыбнулся он еще мягче, нежнее и также сгреб свои деньги и сунул их в карман. На столе осталась последняя кучка денег, на буфете зонтик, а на окне зайцы. И госпоже Моосгабр на диване опять показалось, что она грезит или что ей снится сон, она продолжала смотреть на все, голова у нее кружилась, ей хотелось пить, и тут вдруг Везр поглядел на нее холодными светлыми глазами и сказал:

– Ты действительно чудно выглядишь. Словно ты спишь или у тебя жар. Смотри, сколько здесь денег. Смотри сколько… – И он запустил руку в деньги, которые остались на столе, стряхнул пепел и сказал: – Сколько их, а ты всем треплешь, что я краду твои сбережения. Твои два гроша. Тут их у тебя двадцать. На эти деньги, – засмеялся он и стряхнул пепел, – ты и киоск можешь купить.

Госпожа Моосгабр чувствовала, что опрокинула у своих ног сумку, что у нее пересохло в горле и запеклись губы. У нее, наверное, был жар. Но тут опять заговорил чужой человек – черный пес.

– Двадцать грошей, мадам, – сказал он бархатным голосом и тихо улыбнулся, – двадцать грошей вы, должно быть, в жизни не имели. На них могли бы киоск себе купить и еще всякого товару. На них и на Луну могли бы слетать, и еще на мороженое бы осталось. Вы могли бы купаться в лаве в кратере Борман и еще поесть жареных миног. А вы треплете всем, что Везр крадет у вас гроши. Ах, мадам, – улыбнулся он, и его вислые уголки губ блаженно приподнялись, – как вы ошибаетесь.

Мордастая Набуле закрыла ладонями придурковатый рот, и Везр сухо сказал:

– Она хранила деньги в буфете, потом в плите, потом в кладовке вместе с мышиным ядом. Теперь они у нее в комнате в гримерном столике. Где чепец, очки и печатка. Верно, туда их сунула, когда ждала моего возвращения. Из тюрьмы, как она всем треплет… – Чужой человек – черный пес удивленно улыбнулся, а Везр продолжал: – Да, из тюрьмы. Из тюряги. Из кутузки. А давайте еще поговорим об этом окне. Что скажешь об этих двух зайцах? – Он повернулся к дивану и указал на матовое окно. – Что скажешь о них? Для одного человека – это жратва на целую неделю.

– Да, мадам, – мягко сказал чужой человек – черный пес, глядя на госпожу Моосгабр, – они совсем свежие, из них еще течет кровь. Ваш сын только что подстрелил их в лесу. Видели б вы, как они кувыркнулись, точно акробаты.

Госпожа Моосгабр смотрела на все с дивана, голова у нее кружилась, губы пересохли. Она глядела на оставшиеся на столе деньги, на зонтик на буфете и на зайцев на окне и вдруг, словно во второй раз, очнулась. Кивнула на зайцев и сказала:

– Я вам сварю их. Сварю, а кусок зажарю на масле. Или на перце, – сказала она и потянулась к ноге, чтобы поставить опрокинутую сумку. – Надо бы взять сметаны. В этой сумке у меня только крупа.

– И мне вы тоже дали бы кусок? – спросил чужой человек – черный пес и тихо, мягко посмотрел на нее.

– Конечно, – сказала госпожа Моосгабр растерянно, – если вы… друг моих детей, то они вас наверное пригласят.

– Мадам, – снова заговорил чужой человек – черный пес и тихо улыбнулся, – а не сварили бы вы кофе?

– Сварю, – кивнула госпожа Моосгабр и, встав с дивана, подошла к буфету, но тут вдруг Набуле разразилась смехом.

– Кофе напьемся сегодня от пуза, – разразилась она смехом и закружилась в своем кричаще-зеленом плаще с черным воротником: – Ведь мы идем в «Риц».

В кухне наступила тишина. Госпожа Моосгабр нерешительно стояла у буфета, смотрела на Набуле, смотрела на Везра, смотрела на чужого человека – черного пса, а потом посмотрела на стол. Тут вдруг Везр, стряхнув пепел, взглянул на сестру.

– И то правда, – взглянул он на сестру, – ведь мы идем в «Риц». Может, ты встретишь там и того студента, как бишь его… Баар… может, будет там и тот, второй. Не вари кофе, – повернулся он к матери, – а зайцев свари хоть на водорослях. Что это за черная тряпка? – указал он на диван.

– Флаг, – сказала госпожа Моосгабр, – он висел на доме. Умер Фабер. – И потом добавила: – Я хочу его выстирать и пойти в парк к фонтану.

Везр погасил сигарету и посмотрел на мать. Потом перевел взгляд на мордастую Набуле, ладонью прикрывавшую рот, посмотрел на чужого человека – черного пса и откинулся на спинку стула. Откинулся на спинку стула, положил руку на стол, как это делают чиновники, и сказал:

– Значит, она хочет выстирать флаг и пойти в парк. Выстирать флаг и пойти в парк к фонтану. А что я вернулся, как она говорит, из кутузки… – засмеялся он, как могильщик, – ей хоть бы хны. Что я там вот этой рукой налопатил, – он потряс своим огромным кулаком и засмеялся, как могильщик, – ей плевать. Что сейчас идем отпраздновать это и хотим, чтоб она тоже пошла с нами, ей до фени. Она будет стирать флаг, а потом пойдет в парк к фонтану.

Госпожа Моосгабр как вкопанная стояла у буфета и не верила своим ушам. Если раньше ей казалось, что все это во сне, теперь же она решила, что, скорей всего, помутилась в рассудке. Она не могла и слова вымолвить.