Ладислав Фукс - Мыши Наталии Моосгабр

– Надевает свой черный плащ и шляется, – кивнула госпожа Моосгабр задумчиво и начала у буфета замешивать тесто, – да, шляется. В Боровицине, Алжбетове… – госпожа Моосгабр подлила в тесто молока и добавила еще кое-что из глубины буфета, куда и заглянуть было трудно, – на «Стадионе», в Керке…

– Аж в Керке, подумать только, – засмеялась привратница, – расскажите лучше, что он делает с экономкой. Вот ужас-то!

– Ну что он делает с экономкой, – покачала головой госпожа Моосгабр у буфета, продолжая замешивать тесто, – все делает ей назло. Пугает ее. Бросает к красным рыбам в бассейн черную страшенную рыбу, чтобы экономка до смерти испугалась, и еще запирает ее в погребе.

– Какой ужас, – проговорила испуганно госпожа Штайнхёгер, а господин Штайнхёгер тряхнул головой и сказал:

– Какой ужас. И за таким мальчиком, госпожа Моосгабр, вы должны присматривать?

– За таким мальчиком госпожа Моосгабр должна присматривать, – кивнула привратница и схватилась за шею, – и вдовец посоветовал госпоже Моосгабр, как присматривать. Она должна с ним беседовать о его тайных науках или же просто сидеть в соседней комнате при открытых дверях.

– Или в зале, – кивнула госпожа Моосгабр у буфета и добавила в тесто щепоть соли, – если я буду в зале, он тоже не ускользнет.

– А можно и припугнуть его, – засмеялась привратница и отпила чаю, – но госпожа Моосгабр с ним наверняка справится. Госпожа Моосгабр с самим чертом бы справилась. Но госпожа Моосгабр, собственно, еще не знает его.

– Собственно, не знаю, – кивнула госпожа Моосгабр задумчиво и добавила еще кое-что из глубины буфета, куда и заглянуть было трудно, – не знаю, я, собственно, не знаю его.

– Все это госпожа Моосгабр слышала лишь от госпожи Кнорринг и от вдовца, – кивнула привратница на диване, – в тот раз, когда она пришла к ним, он был в цирке, госпожа Моосгабр даже экономку еще не видала. Экономка не справляется с мальчиком, и госпожа Моосгабр будет за ним присматривать. Госпожа Моосгабр будет там воспитательницей. Но вы почти не пьете, – сказала привратница Штайнхёгерам и госпоже Фабер, – пейте чай.

– Пейте, – кивнула госпожа Моосгабр задумчиво, обтерла руки о фартук и подошла к печи подложить еще поленце, – на дворе нынче сыро и холодно.

– Зато здесь тепло и приятно, – засмеялась привратница, – ваша кухня, госпожа Моосгабр, всегда была такой уютной, и сидеть здесь на этом диване – одно удовольствие. А сегодня ко всему прочему здесь еще такой замечательный аромат, – сказала она и снова оглядела стол, ваниль, масло, изюм, миндаль, белый кулек с сахаром… и перевела взор на буфет, где было тесто и, как она сейчас заметила, еще кое-что из глубины буфета, куда и заглянуть было трудно, посмотрела она и на плиту, где стояла миска творога, и схватилась за шею. – Госпожа Моосгабр любит печь, – сказала она и опять схватилась за шею, – но это, верно, стоило вам немалых денег, пирожки будут как из лучшей кондитерской. Взгляните, чего только нет у госпожи Моосгабр на буфете за этим тестом… – привратница повернулась к Штайнхёгерам и к госпоже Фабер, и Штайнхёгеры беспокойно и удрученно кивнули. Однако госпожа Фабер по-прежнему сидела прямая и холодная, смотрела перед собой на дверь комнаты, и на ее лице не дрожал ни один мускул.

– Эта бочка с известкой все еще стоит тут, – сказала госпожа Моосгабр у буфета, теперь она уже месила тесто, – не знаю, что будет, если в нее и вправду кто упадет.

– Но всему приходит конец, – сказала привратница, – леса почти разобраны, разве что стойки перед окном вашей комнаты еще остались. Но после праздника и их уберут, а потом и кирпичи, и тачку, и бочку с известкой, что у ваших дверей. Если кто упадет в бочку, – сказала привратница, – даже не знаю, что будет. Может, человек станет просто белым, а может, растворится совсем.

– Не растворится, – сказал господин Штайнхёгер, – но изрядно промокнет, а может, и утонет. Встретил я недавно в проезде двоих, – беспокойно сказал господин Штайнхёгер, – не была ли это случайно полиция?

– В третий раз ко мне приходили, – кивнула госпожа Моосгабр у буфета, она месила на доске тесто, – в третий раз были здесь.

– Но скажите, пожалуйста, – выпалила привратница и схватилась за шею, – скажите, пожалуйста, что они хотели? Опять пришли спрашивать, где вы родились, кто родители, про школу да про Кошачий замок?

– Но главное теперь другое, – покачала головой госпожа Моосгабр, – как я ходила в Черный лес. И не случилось ли там со мной чего-нибудь, когда я была маленькая. Не приключилась ли там какая-нибудь загадочная история. Не видала ли я там огромную мышь, или льва, или еще что-то…

– Да вы что, льва в лесу! – засмеялась привратница так, что даже качнулась на диване, а вместе с ней и Штайнхёгеры, потому что сидели рядом, – вот уж, право, вопросики, разве львы бывают в лесу? Львы живут только в пустыне.

– Львы живут в пустыне и в джунглях, – кивнул господин Штайнхёгер, – у нас их нет, разве только в зоо.

– Пришли посмотреть, как я живу, – сказала госпожа Моосгабр у буфета, продолжая месить на доске тесто, – в третий раз пришли посмотреть, как я живу. Как долго я, мол, здесь. Я сказала, что без малого век, по меньшей мере пятьдесят лет каждый здесь меня знает. И еще они рассказали какое-то предание о Кошачьем замке, и почему он так называется, и что там мышей было видимо-невидимо, и что когда-то ходил туда крысолов, и еще спрашивали, хожу ли я на могилу мужа под Этлихом. Не раз заговаривали и о Везре, точно не верили мне, что он вернулся из тюрьмы, на этот раз спросили меня, почему я никогда не имела киоска, если так мечтала о нем, пришлось им сказать, что Везр всегда обирал меня. А под конец, – сказала госпожа Моосгабр, не переставая месить тесто, – под конец написали рапорт и попросили у меня воску. Я дала им свечу.

– Им надо было его запечатать? – спросил господин Штайнхёгер, и госпожа Моосгабр кивнула.

– Наверное, надо было, – засмеялась привратница, – полиция же.

– Я дала им печатку из столика, что в комнате, – сказала госпожа Моосгабр у буфета и потом подошла к столу за ванилью и миндалем.

– Вы говорите, что полиция всегда такая вежливая, когда приходит к вам, – сказала привратница и отпила чаю, – но знаете, госпожа Моосгабр, она всегда вежливая. Она еще и очень извиняется, что вас беспокоит.

– Извиняется, – кивнула госпожа Моосгабр задумчиво и прикрыла тесто на буфете салфеткой, видимо, чтобы взошло, потом вытерла руки о фартук и тоже села на стул.

И в кухне на минуту воцарилась тишина. Потом часы у печи пробили четыре, и в проезде раздался стук.

Госпожа Моосгабр встала, но была спокойна.

– Кто-то, верно, идет, – сказала она сухо.

– Останьтесь здесь, – сказала привратница, – я сама отворю. – И она во второй раз встала с дивана и вышла в коридор открыть дверь.