Жоржи Амаду - Дона Флор и ее два мужа

Доктор Теодоро подошел к большому окну, выходящему в сад, залитый лунным светом. В небе сияли звезды, доносилось кваканье лягушек, шорох крабов, в море вспыхивали стальные полоски фосфоресцирующих в темноте рыб. Ярко-синяя бабочка с золотыми пятнами описывала круги около люстры. Легкий ветерок шелестел в листве пальм и манговых деревьев; с глухим шумом падали в болото плоды сапоти, сбитые летучими мышами, зловещими, как привидения.

Дона Флор порывисто встала — надо же было кому-то сломать разделяющий их барьер, нарушить это глупое молчание — и, подойдя к мужу, облокотилась о подоконник. Доктор Теодоро, поборов смущение, обнял ее, а свободной рукой указал на небо.

— Видишь, любимая? — сказал он, но «любимая» прозвучало как-то неуверенно, принужденно. — Это Южный Крест.

— Где, любимый?… — громко спросила дона Флор, а потом повторила тихонько: — Любимый…

Доктор Теодоро просиял.

— Вон там…

Откуда, любимый, этот страх, это смущение? Почему ты не прижмешь меня, не поцелуешь в губы, не поведешь в постель? Разве ты не видишь, с каким нетерпением я жду, как страстно желаю тебя, не слышишь, как стучит мое сердце? На небосклоне доны Флор тоже зажглись светила, но это была другая, одной ей известная астрономия.

А доктор Теодоро, обнимая ее, размышлял над тем, как вести себя, чтобы не обидеть жену, не оскорбить ни словом, ни жестом. Будь осторожен, Теодоро, не спеши, ты можешь потерять ее навсегда, если нанесешь этому нежному созданию удар, от которого она никогда не оправится. Это жена, а не публичная женщина, которой платят за ее ремесло, не помышляя о сдержанности и приличиях. Такие существуют для разврата, а жены — для любви. А любовь, как ты знаешь, Теодоро, предполагает не только физическую, но и духовную близость. Будь осторожен, не оскверни ее! Жена требует деликатного обращения, особенно в первую брачную ночь, именно от этой ночи зависит, будет ли супружеская жизнь счастливой. Тем более что у жены был горький опыт первого замужества.

Судя по разговорам, первый брак принес ей одни страдания и унижения. Тем более ты должен быть преданным и нежным, заглушить в ее измученном сердце воспоминания о былых обидах, дать ей все, чего ей прежде не хватало, и никогда, никогда не заставить ее страдать.

Охваченные страстью, вслепую нащупывая дорогу к сердцу друг друга, они, словно отважные космонавты, бесстрашно ринулись в небо, чтобы там найти желанный покой и близость.

Доктор Теодоро хорошо знал астрономию: он называл созвездия, планеты и кометы, размеры и число светил в галактиках. Самые яркие звезды он доставал своей большой рукой с далекого неба, клал их на маленькую ладонь жены.

В первую брачную ночь он подарил ей то, чего никогда не дарил ни один мужчина своей возлюбленной: ожерелье из сверкающих дивным светом звезд с точным описанием их веса, размера, положения в пространстве и расстояния до Земли. Он снимал эти прозрачные светила с неба и украшал ими шею доны Флор.

Большую, почти синюю звезду, что сияет в твоих волосах, дорогая, я сорвал с самого горизонта, это Венера, самая яркая из звезд, ее называют вечерней — потому что она загорается в сумерках, и утренней — потому что на рассвете она встает над морем. По латыни, любимая, ее именуют «стелла марис» — путеводной звездой мореплавателей…

То был не сухой и скучный урок космографии, но пылкое объяснение в любви, когда вместе с тайнами Вселенной открывалась тайна сердца. Украшенная звездами, дона Флор склонила голову на грудь мужа, наслаждаясь покоем и его удивительной образованностью.

— Венера, богиня любви, да? Та, что без рук? — полюбопытствовала она, но хотела бы сказать совсем другое: «Она озаряет своим светом нашу комнату, эта добрая звезда; не бойся, мой любимый, ты не обидишь меня, если сорвешь с меня платье, которое Розалия прислала из Рио, положишь меня на постель, одетую только мерцанием звезд, и мы с тобой вступим в сад, полный сладких плодов».

Но разве посмеет она сказать такое?

Доктор наконец отважился своей дрожащей рукой сжать посильнее ее плечо. «Да, Венера — богиня любви в греческой мифологии и бессмертное творение гениального скульптора…» Дона Флор видела, что он никак не может одним ударом разрушить разделяющую их стену. Ее муж знает очень много, он не знает только одного: как подойти к ней и как ею овладеть. Но не может же она, как бы ей того ни хотелось, взять инициативу на себя. Она уже и так почти перешла границы дозволенного. Смелей, мой Теодоро.

Однако Теодоро с трудом продвигался вперед. Подарив жене ожерелье из звезд, он положил к ее ногам все богатства мира, в том числе и нефтяные.

— Говорят, здесь залегают огромные месторождения нефти. Если бы мы стали их разрабатывать, мы превратились бы в великую нацию…

Фонтаны нефти, вышки и скважины — он все готов был отдать жене в их первую брачную ночь!

— Я слышала об этом… Дядя Порто говорил, он здесь когда-то преподавал…

Дона Флор прижалась к груди мужа. За окном стояла лунная, благоухающая жасмином ночь, а фармацевт, эрудиция которого могла сравниться только с эрудицией доны Гизы, все продолжал называть звезды, зажигавшиеся в небе, казалось, прямо у них над головой.

— …Вон там, над деревьями, — Три Марии из созвездия Орион…

Черная, как нефть, морская вода застыла в неподвижности. Фонари парусников, словно блуждающие кометы, неслись вдоль берегов Парагуасу, где доживают последние дни старые города и селения.

Здесь, в гавани, море спокойно, только легкий бриз слегка колышет ветвями хлебных деревьев. Дона Флор любуется водой, песками, лодками, посеребренными лунным светом. Все вокруг дышит покоем.

А за гаванью бушует океан, свирепый и бурный, с подводными течениями, коварными приливами и отливами; в безбрежных просторах завывает ветер, гуляют штормы. Там нет приторного аромата жасмина, там остро пахнет саргассо, водорослями и устрицами, морской солью. А на побережье стоят домишки — приют незаконной любви. Но зачем об этом вспоминать?

Зачем, если так тиха эта звездная ночь, неподвижно темное море и покой царит над оробевшими супругами? Говори скорей о звездах, Теодоро, я не хочу вспоминать об умершем, который давно похоронен. Пусть светила откроют перед нами широкий, радостный путь и наша жизнь будет безмятежна, как этот залив. Дона Флор трепещет, ее глаза заволокли слезы.

— Тебе холодно, дорогая, ты дрожишь. Становится прохладно, ты можешь простудиться, схватить грипп. Давай закроем окна. — Доктор Теодоро улыбнулся и смущенно спросил: — Ты не находишь, что пора, любимая?

Она рассмеялась и, спрятавшись за его спину, лукаво прошептала: «Здесь вы командуете, мой господин». Он был так деликатен и добр, этот гигант, с ним дона Флор ничего не боялась. Она протянула руку своему супругу — сильному, благородному, солидному. Именно такой и был ей нужен. Но кто знает? Может быть, под этой внешней сдержанностью таятся россыпи богатств, о которых она и не подозревает?